увидеть своих гонителей, выпросить у них прощенье и так примириться с  ними,
чтоб никто на меня не сердился. Я сейчас вызвал из спальной  мать  и  сказал
ей, чего мне хочется. Мать обняла меня и заплакала от радости (как  она  мне
сказала), что у меня такое доброе сердце. Волков был в это время у дядей,  и
они все трое ту же минуту пришли ко мне. Я с полной искренностью  просил  их
простить  меня,  особенно  Волкова.  Меня  целовали  и  обещали  никогда  не
дразнить. Мать улыбнулась и сказала очень твердо: "Да если б вы и  вздумали,
то я уже никогда не позволю. Я всех  больше  виновата  и  всех  больше  была
наказана. Этого урока я никогда не забуду".
     ______________
     в  старину  назывались  разные  правительственные   учреждения).   Приказный
крючок - взяточник, вымогатель.

     Совершенно выздоровев, я опять сделался весел и  резв.  Я  скоро  забыл
печальную историю; но не мог забыть, что меня назвали  неумеющим  грамоте  и
потому расписались за меня в известной бумаге, то есть мнимой "рядной",  или
купчей. Я тогда же возражал, что это неправда, что я умею хорошо  читать,  а
только писать не умею; но теперь  я  захотел  поправить  этот  недостаток  и
упросил отца и мать, чтоб меня начали учить  писать.  Дядя  Сергей  Николаич
вызвался удовлетворить моему желанию. Он начал меня учить чистописанию,  или
каллиграфии, как он называл, и заставил  выписывать  "палочки",  чем  я  был
очень недоволен, потому  что  мне  хотелось  прямо  писать  буквы;  но  дядя
утверждал, что я никогда не буду  иметь  хорошего  почерка,  если  не  стану
правильно   учиться   чистописанию,   что   наперед   надобно   пройти   всю
каллиграфическую школу, а потом  приняться  за  прописи.  Делать  нечего,  я
должен был повиноваться, но между  тем  потихоньку  я  выучился  писать  всю
азбуку, срисовывая слова с  печатных  книг.  Чистописание  затянулось;  срок
отпуска моих дядей кончался,  и  они  уехали  в  полк,  с  твердым,  однако,
намерением выйти немедленно в отставку, потому что  жизнь  в  Уфе  очень  им
понравилась. Уезжая, дядя Сергей Николаич, который был  отличный  каллиграф,
уговорил моего отца, особенно желавшего, чтоб я имел хороший  почерк,  взять
мне учителя из народного училища. Учителя  звали  Матвей  Васильич  (фамилии
его я никогда не слыхивал); это был человек очень тихий и добрый;  он  писал
прописи не хуже печатных и принялся учить меня точно так же, как учил  дядя.
Не видя конца палочкам с усами и без усов, кривым чертам и оникам, я  скучал
и ленился, а потому, чтоб мне  было  охотнее  заниматься,  посадили  Андрюшу
писать вместе со мной. Андрюша начал  учиться  чистописанию  гораздо  прежде
меня у того же Матвея Васильича в народном училище. Это  средство  несколько
помогло: мне стыдно стало, что Андрюша пишет лучше меня, а  как  успехи  его
были весьма незначительны, то я  постарался  догнать  его  и  в  самом  деле
догнал довольно скоро. Учитель наш  имел  обыкновение  по  окончании  урока,
продолжавшегося два часа, подписывать  на  наших  тетрадях  какое-нибудь  из
следующих слов: "посредственно, не худо, изрядно, хорошо, похвально".  Скоро
стал я замечать, что Матвей Васильич поступает несправедливо и что  если  мы
с Андрюшей  оба  писали  неудачно,  то  мне  он  ставил  "не  худо",  а  ему
"посредственно", а если мы писали оба удовлетворительно, то  у  меня  стояло
"очень хорошо" или "похвально", а у Андрюши  "хорошо";  в  тех  же  случаях,
впрочем, довольно редких, когда товарищ мой писал лучше меня - у нас  стояли
одинаковые одобрительные слова. Заметив это, я стал рассуждать:  отчего  так