ЗИМА В УФЕ

     После такой скучной, продолжительной  и  утомительной  дороги  я  очень
обрадовался нашему уфимскому просторному дому, большим и  высоким  комнатам,
Сурке, который мне также очень  обрадовался,  и  свободе  бегать,  играть  и
шуметь где угодно. В доме нас  встретили  неожиданные  гости,  которым  мать
очень обрадовалась: это были ее родные братья, Сергей Николаич  и  Александр
Николаич; они служили в военной  службе,  в  каком-то  драгунском  полку,  и
приехали в домовой отпуск на несколько месяцев. С первого взгляда я  полюбил
обоих дядей; оба очень  молодые,  красивые,  ласковые  и  веселые,  особенно
Александр Николаич: он шутил и смеялся с утра и  до  вечера  и  всех  других
заставлял  хохотать.  Они  воспитывались   в   Москве,   в   Университетском
благородном пансионе, любили читать книжки и умели  наизусть  читать  стихи;
это была для меня совершенная новость: я до  сих  пор  не  знал,  что  такое
стихи и как их читают. Вдобавок ко всему дядя Сергей  Николаич  очень  любил
рисовать и  хорошо  рисовал;  с  ним  был  ящичек  с  соковыми  краскамикисточками... одно уж это  привело  меня  в  восхищение.  Я  любил  смотреть
картинки, а рисованье их казалось мне чем-то волшебным,  сверхъестественным:
я смотрел на дядю Сергея Николаича, как на высшее существо.
     ______________
     добыто из соков растений.

     Хотя печальное и тягостное впечатление житья в Багрове  было  ослаблено
последнею  неделею  нашего  там  пребывания,  хотя  длинная   дорога   также
приготовила меня к той жизни, которая ждала нас в Уфе, но, несмотря  на  то,
я почувствовал необъяснимую радость и  потом  спокойную  уверенность,  когда
увидел себя перенесенным совсем к другим людям, увидел другие лица,  услышал
другие речи и голоса, когда увидел любовь к  себе  от  дядей  и  от  близких
друзей моего отца и матери, увидел ласку и привет от  всех  наших  знакомых.
Это  произвело  на  меня  такое  действие,  что  я  вдруг,   как   говорили,
развернулся, то есть стал смелее прежнего, тверже и  бойчее.  Все  говорили,
что я переменился, что я вырос и  поумнел.  Должно  признаться,  что,  слыша
такие отзывы, я стал самолюбивее и самонадеяннее.
     Дяди мои поместились в отдельной столовой, из  которой  кроме  двери  в
залу был ход через общую или проходную комнату в большую  столярную;  прежде
это  была  горница,  в  которой  у  покойного  дедушки   Зубина   помещалась
канцелярия, а теперь в ней жил и работал  столяр  Михей,  муж  нашей  няньки
Агафьи, очень сердитый и грубый человек. Я прежде о нем почти  не  знал;  но
мои дяди любили иногда заходить в столярную подразнить Михея  и  забавлялись
тем, что он сердился, гонялся за ними с деревянным  молотком,  бранил  их  и
даже иногда бивал, что доставляло им большое  удовольствие  и  чему  они  от
души хохотали. Мне тоже казалось это забавным, и не подозревал я тогда,  что
сам буду много терпеть от подобной забавы.
     Здоровье моей матери видимо укреплялось,  и  я  заметил,  к  нам  стало
ездить  гораздо  больше  гостей,  чем  прежде;  впрочем,   это   могло   мне
показаться: прошлого года я был еще мал, не совсем поправился в  здоровье  и
менее обращал внимания на все, происходившее у нас  в  доме.  Всех  знакомых
ездило очень много, но я их мало знал. Мне хорошо известны и памятны  только