позвонить  матери  Джейн  Галлахер,  узнать,  когда  у  Джейн   начинаются
каникулы, но потом мне расхотелось. И вообще  было  поздно  туда  звонить.
Потом я  хотел  позвонить  этой  девчонке,  с  которой  я  довольно  часто
встречался, - Салли Хейс, я знал, что у нее уже каникулы, она мне написала
это самое письмо, сплошная липа, ужасно длинное, приглашала прийти к ней в
сочельник помочь убрать елку. Но я боялся,  что  к  телефону  подойдет  ее
мамаша. Она была знакома с моей матерью, и  я  представил  себе,  как  она
сломя голову хватает трубку и звонит моей матери, что я  в  Нью-Йорке.  Да
кроме того, неохота было разговаривать со старухой Хейс по  телефону.  Она
как-то сказала Салли,  что  я  необузданный.  Во-первых,  необузданный,  а
во-вторых, что у меня нет цели в жизни.  Потом  я  хотел  звякнуть  одному
типу, с которым мы учились в Хуттонской  школе,  Карлу  Льюсу,  но  я  его
недолюбливал. Кончилось тем, что я никому звонить  не  стал.  Минут  через
двадцать я вышел из автомата,  взял  чемоданы  и  пошел  через  тоннель  к
стоянке такси.
     Я до того рассеянный, что по  привычке  дал  водителю  свой  домашний
адрес. Совсем вылетело из головы, что я решил переждать  в  гостинице  дня
два и не появляться дома до начала каникул. Вспомнил я об этом,  когда  мы
уже проехали почти весь парк. Я ему говорю:
     - Пожалуйста, поверните обратно, если можно, я вам дал не тот  адрес.
Мне надо назад, в центр.
     Но водитель попался хитрый.
     - Не могу, Мак, тут движение  одностороннее.  Теперь  надо  ехать  до
самой Девяностой улицы.
     Мне не хотелось спорить.
     - Ладно, - говорю. И вдруг вспомнил: - Скажите, вы видали тех уток на
озере у Южного выхода в Центральной парке?  На  маленьком  таком  прудике?
Может, вы случайно  знаете,  куда  они  деваются,  эти  утки,  когда  пруд
замерзает? Может, вы случайно знает?
     Я,  конечно,  понимал,  что  это   действительно   была   бы   чистая
случайность.
     Он обернулся и посмотрел на меня, как будто я не-нормальный.
     - Ты что, братец, - говорит, - смеешься надо мной, что ли?
     - Нет, - говорю, - просто мне интересно узнать.
     Он больше ничего не сказал, и я тоже. Когда мы  выехали  из  парка  у
Девяностой улицы, он обернулся:
     - Ну, братец, а теперь куда?
     - Понимаете, не хочется заезжать в гостиницу на Ист-Сайд,  где  могут
оказаться знакомые. Я путешествую инкогнито, - сказал я. Ненавижу  избитые
фразы вроде "путешествую инкогнито". Но с дураками иначе разговаривать  не
приходится. - Не знаете ли вы случайно, какой оркестр играет у Тафта или в
"Нью-Йоркере"?
     - Понятия не имею, Мак.
     - Ладно, везите меня в "Эдмонт",  -  говорю.  -  Может  быть,  вы  не
откажетесь по дороге выпить со мной коктейль? Я угощаю. У меня денег куча.
     - Нельзя, Мак. Извините.
     Да, веселый спутник, нечего сказать. Выдающаяся личность.
     Мы приехали в "Эдмонт", и я взял номер. В такси я надел свою  красную
охотничью шапку просто ради шутки, но в вестибюле  я  ее  снял,  чтобы  не
приняли за психа. Смешно подумать: я тогда не  знал,  что  в  этом  подлом