дома - ей лет сто, и она посылает мне деньги на день рождения раза  четыре
в год. Но хоть денег у меня было порядочно, я все-таки решил,  что  лишний
доллар не помешает. Пошел в конец  коридора,  разбудил  Фредерика  Удрофа,
того самого, которому я одолжил машинку. Я его  спросил,  сколько  он  мне
даст за нее. Он был из богатых. Он говорит -  не  знаю.  Говорит  -  я  не
собирался  ее  покупать.  Но  все-таки  купил.  Стоило  она  что-то  около
девяносто долларов, а он ее купил за двадцать. Да еще злился,  что  я  его
разбудил.
     Когда я совсем собрался, взял чемоданы и все, что надо, я остановился
около лестницы и на прощание посмотрел на этот  наш  коридор.  Кажется,  я
всплакнул. Сам не  знаю  почему.  Но  потом  надел  свою  охотничью  шапку
по-своему, задом наперед, и заорал во всю глотку:
     - Спокойной ночи, кретины!
     Ручаюсь, что я разбудил всех этих ублюдков!  Потом  побежал  вниз  по
лестнице. Какой-то болван набросал ореховой скорлупы, и я чуть не  свернул
себе шею ко всем чертям.



                                    8

     Вызывать такси оказалось поздно, пришлось  идти  на  станцию  пешком.
Вокзал был недалеко, но холод стоял собачий, и по снегу идти было  трудно,
да еще чемоданы стукали по ногам, как нанятые.  Но  дышать  было  приятно.
Плохо только, что от холодного воздуха саднили нос и верхняя губа  -  меня
по ней двинул Стрэдлейтер. Он мне разбил губу об зубы, это здорово больно.
Зато ушам было тепло. На этой шапке были наушники, и я их опустил. Плевать
мне было, какой у меня вид. Все равно кругом ни души. Все давно храпели.
     Мне повезло, когда я пришел на вокзал. Я  ждал  поезда  всего  десять
минут. Пока ждал, я набрал снегу и  вытер  лицо.  Вообще  я  люблю  ездить
поездом, особенно ночью, когда в вагоне светло, а за  окном  темень  и  по
вагону разносят кофе,  сандвичи  и  журналы.  Обычно  я  беру  сандвичи  с
ветчиной и штуки четыре журналов. Когда едешь ночью в  вагоне,  можно  без
особого отвращения читать даже идиотские рассказы в  журналах.  Вы  знаете
какие. Про всяких показных типов с квадратными челюстями по имени Дэвид  и
показных красоток, которых зовут Линда или Марсия, они еще всегда зажигают
этим Дэвидам их дурацкие трубки. Ночью в вагоне я могу читать  даже  такую
дрянь. Но тут не мог. Почему-то неохота было  читать.  Я  просто  сидел  и
ничего не делал. Только снял свою охотничью шапку и сунул в карман.
     И вдруг в Трентоне вошла дама и села рядом со мной. Вагон  был  почти
пустой, время позднее, но она все равно села рядом со мной, а не на пустую
скамью, потому что я сидел на переднем месте, а у нее была огромная сумка.
И она выставила эту сумку прямо в проход, так что кондуктор  или  еще  кто
мог об нее споткнуться. Должно быть, она ехала с какого-нибудь приема  или
бала - на платье были орхидеи. Лет  ей,  вероятно,  было  около  сорока  -
сорока пяти, но она была очень  красивая.  Я  от  женщин  балдею.  Честное
слово. Нет, я вовсе не в том смысле, вовсе  я  не  такой  бабник,  хотя  я
довольно-таки впечатлительный. Просто они мне нравятся. И вечно они ставят
свои дурацкие сумки посреди прохода.
     Сидим мы так, и вдруг она говорит: