снизу гибельного сквозняка.
Иван Дмитриевич безотчетно жалел женщин, когда они так вот кутаются в
платок или шаль. Веяло от этой позы беззащитностью и вечной женской тревогой
- болезнью ребенка, поздним возвращением мужа, вечерним одиночеством. Жена
знала за ним такую слабость и пользовалась ею не без успеха.
Давно, еще в те времена, когда предложенная в качестве взятки скляночка с
солеными грибами показалась бы оскорблением, которое можно смыть только
кровью, Иван Дмитриевич нередко задумывался о собственных похоронах. В
первые годы после свадьбы он очень боялся, что за его гробом жена пойдет
неряшливо одетая, заплаканная, растрепанная, с торчащими из-под шляпки
шпильками. Он ей объяснял тогда, что настоящая женщина и перед мертвым
возлюбленным должна заботиться о своей внешности. Чем сильнее горе, тем
больше внимания туфлям, платью, прическе. В этом проявляется истинная
любовь, а не в слезах, не в заламывании рук.
Судя по тому, как выглядела Стрекалова, она была настоящей женщиной и
любовь ее не подлежала сомнению. Но слишком уж ладно сидело на ней траурное
платье. Где она его взяла? Может быть, заранее сшила?
Входя в гостиную, Иван Дмитриевич невольно отметил, что дверь опять
по-волчьи взвыла несмазанными петлями, однако Стрекалова даже не обернулась.
Этот звук был ничто по сравнению с тем беззвучным воплем, который жил в ее
груди.
"Кто обмирает, тот заживо на небесах бывает", - опять вспомнил Иван
Дмитриевич. Во время обморока ее душа слетала туда, пала ниц перед престолом
Всевышнего, умоляя за возлюбленного, и теперь душа князя фон Аренсберга,
худосочная душа вояки, игрока и бабника, карабкалась вверх по уступам
Чистилища, спасенная предстательством этой женщины.
Иван Дмитриевич несколько раз кашлянул у нее за спиной, лишь тогда она
обратила да него внимание:
- А, это вы...
- Я понимаю, вам хотелось бы побыть в одиночестве, но не в моих силах
предоставить вам такую возможность. Я человек казенный...
Она перебила его:
- Нашли убийцу?
- Пока нет.
- И не найдете.
- Вы так думаете? - уязвился Иван Дмитриевич.
- Уверена. А если найдете, то не арестуете.
- Почему?
- Побоитесь.
- Я начальник сыскной полиции. Чего мне бояться?
- Невелика фигура. Побоитесь, побоитесь.
Начало беседы было многообещающим, но Иван Дмитриевич решил не гнать
лошадей.
- Хорошо, - кивнул он, - оставим пока этот разговор. Но скажите, у князя
были враги?
Стрекалова иронически сощурилась.
- Посмотрите на меня внимательно, - велела она тем же тоном, каким два
часа назад приказывала Ивану Дмитриевичу смотреть на портрет ее мужа. - Ну?
Разве я похожа на женщину, способную полюбить человека, у которого нет
врагов?