Стали искать. Перебрали всех питерских воров - нет, никто не  крал.  Они  уж
сами не рады, свой собственный сыск  произвели,  получше  нашего,  пришли  и
докладывают: "Вот образ со стены готовы снять - не крали мы этого  сервиза!"
Что делать? Побились мы  с  Шерстобитовым,  побились,  собрали  денег  да  и
заказали новый сервиз у Сазикова.
   - Откуда вы знали, каков старый-то был?
   - У французов рисунки остались, Галахов их нам отдал, чтобы мы знали, что
искать. В общем, уломали Сазикова сделать срочно, а  как  новый  сервиз  нам
выдали, мы его в пожарную команду снесли. Пожарные  его  там  зубами  слегка
ободрали, будто был в употреблении, представили мы этот сервиз  французам  и
ждем себе награды. Только вдруг призывает меня Шерстобитов.  Сидит  скучный,
гитара на стенке висит. "Эх, - говорит, - Иван Дмитриевич, придется все-таки
в Сибирь". - "Как? - спрашиваю. - За что?" - "А за то, что звал меня сегодня
Галахов, и  ногами  топал,  и  скверными  словами  ругался.  Вы,  кричит,  с
Путилиным плуты, подвели меня под монастырь!"
   - А-а, - сообразил Сафонов, - не похож получился?
   - Нет, не то. Оказывается, на балу во дворце государь увидел Монтебелло и
спрашивает: "Довольны ли вы  моей  полицией?"  Тот  отвечает:  "Очень,  ваше
величество,  доволен,  полиция  это  беспримерная.   Утром   она   доставила
украденный у меня сервиз, а накануне поздно вечером камердинер мой сознался,
что этот же самый сервиз  заложил  одному  иностранцу.  Он  и  расписку  мне
представил, так что теперь у  меня  будет  два  сервиза".  Все  это  Галахов
рассказал  Шерстобитову,  Шерстобитов  -  мне.  Говорит:  "Вот  тебе,   Иван
Дмитриевич, и Сибирь". - "Сибирь не Сибирь, - отвечаю, - а дело скверное".
   - В каком это было году? - спросил Сафонов.
   - В том самом, дорогой мой, когда  Николай  Павлович  с  тем  Наполеоном,
который на монетке, за ключи от Вифлеемского храма тягались. Вначале  они  у
нас  были,  потом  султан  их  французам  передал,  наш   государь   обратно
потребовал, султан уперся, мы тоже не уступаем. В Париже на нас  всех  собак
вешают, дело пахнет войной, а тут еще  этот  сервиз.  Словом,  решили  мы  с
Шерстобитовым действовать. Послали  потихоньку  узнать,  что  делает  посол.
Оказалось, уезжает с австрийским послом на охоту. Ага!  Мы  тотчас  к  купцу
знакомому, который ливреи шил  на  французское  посольство  и  всю  тамошнюю
челядь знал. Спрашиваем его: "Ты когда именинник?" - "Через полгода".  -  "А
можешь ты именины справить через два дня  и  всю  прислугу  из  французского
посольства пригласить? Все угощенье будет от нас". Заведение у  этого  купца
на Апраксином было, куда ему от  Шерстобитова?  Ясное  дело,  согласился,  и
такой мы у него бал закатили,  что  небу  жарко.  Французы  все  перепились,
пришлось их утром по домам развозить, а пока они там праздновали,  явился  к
Шерстобитову на квартиру Яша-вор.  Вот  человек-то  был!  Душа!  -  умиленно
вспомнил Иван Дмитриевич. - Сердце золотое, незлобивый,  услужливый,  а  что
насчет ловкости, я другого такого в жизни больше не  встречал.  Царство  ему
небесное! Часа в три ночи пришел,  значит,  и  мешок  принес.  "Извольте,  -
говорит, - сосчитать. Кажись, все". Стали мы считать, две ложки с  вензелями
лишних. "Это, - говорим, - зачем же, Яша?  Зачем  ты  лишнее  взял?"  -  "Не
утерпел", - говорит. Ну а наутро поехал Шерстобитов к Галахову, возмущается:
"Помилуйте,  ваше  высокопревосходительство,  никаких  двух  сервизов  и  не
бывало. Как был один, так и есть, а французы ведь народ  легкомысленный,  им
верить никак невозможно". На следующий день посол с охоты вернулся, видит  -
сервиз один, а прислуга вся с перепою зеленая и  вместо  дверей  головами  в