- Ты уже пьян. Больше ему не наливать.
- Так всегда бывает, - вздохнул подполковник Кабанов, - когда
перенервничаешь или силы на исходе, спиртное быстро забирает. - Сам он
был достаточно трезв, чтобы не пить водку стаканами.
Сержант Куницын сидел, закрыв глаза, и остервенело качал головой.
Похрустывали шейные позвонки.
- Не верите, товарищ майор? А я их вижу, стоят в камуфляже, все с
автоматами.
Не поверить Куницыну было невозможно. Он говорил проникновенно, будто
обращался не к сидевшим за столом, а к тем, кого видел.
- Парень умом не тронулся? - прошептал подполковник Кабанов на ухо
майору. - Ты за ним в Чечне ничего такого не замечал? Иногда случается.
Насмотрятся крови, трупов, крыша и едет.
- Не знаю. Думаю, что это у него временно.
- Что-то мне уже тут не нравится, - признался подполковник.
- Почему?
- Люди на нас смотреть боятся.
Грушин через весь зал пристально смотрел на Холмогорова, прямо тому в
глаза, но вскоре не выдержал, первым отвел взгляд.
Майор хмыкнул:
- Правильно делают. Злость в душе у ребят осталась, а выхода ей нет.
Сержант Куницын, сделав над собой усилие, открыл глаза, боясь, что
картинка не изменится, боясь, что мертвецы, шептавшие ему непонятные
слова, не исчезнут. Но видение растворилось, страшно болела голова, как
после контузии.
- Ты в порядке? - спросил майор.
- Кажется, да, - сержант чувствовал, как огнем горит кожа на руке в
том месте, где ее крепко сжимал Холмогоров, как будто тот по-прежнему
держал сержанта за руку.
Куницын резко повернул голову, но Холмогорова за столиком не увидел.
Когда тот ушел, как расплачивался с официантом и расплачивался ли
вообще, никто из спецназовцев не заметил. Холмогоров словно растворился,
и сержант даже засомневался, а существовал ли он вообще. На столике в
изящном стеклянном подсвечнике ровно горела свеча, отбрасывая на стену
уродливую тень от букета цветов. Маленький огонек, ореолом сверкающий
над свечой, слепил сержанта, жег ему душу. Ровное пламя качнулось,
затрещало, уродливая тень на стене ожила. И сержанту вспомнилось, как в
детстве ему становилось одиноко и тоскливо в деревенском доме, куда
родители отвозили его на лето к бабушке. По вечерам часто пропадало
электричество, и тогда бабушка Павла Куницына зажигала свечку. Чтобы не
было так страшно, он садился поближе к столу и рассматривал огонек.
"Это не простая свечка, - говорила старуха, - она из церкви
принесенная, ее батюшка освятил". - "Почему огонек то ровно горит, то
качаться начинает, трещит, дым пускает?" - спрашивал тогда Павел. "Если
ровно горит, значит, все хорошо, благословение в доме. А если начинает
стрелять и дымить, значит, грешная душа рядом пролетела, в святой огонь
попала". - "И что с ней стало?" - "Очистилась, в рай полетела, а грех ее
черным дымом ушел".
У сержанта Куницына холод пробежал вдоль позвоночника, и он
мелко-мелко задрожал, пот выступил на лбу.