меня определенным символом культа, просто так, без всяких двусмысленностей -
не как эрзац матери или что-то еще в этом роде. Фрейд был не прав. Иногда
груди это груди, это груди...
Десять раз я беру трубку телефона. Шесть раз я кладу ее назад. Возможно
она бы не ответила. Она держала телефон отключенным, кроме тех случаев,
когда ей звонила мать, которая жила в Роттердаме. Она так и не объяснила как
она узнает кто звонит - мать или секретарь на телефоне. Как она узнает кто
звонит - секретарь на телефоне или я? Мне хотелось поговорить с ней.
Голуби: Адам, Ева и Быстроцелуй не смогли долететь до Голланд. Ева не
улетела дальше Фолкстона. Адам улетел и поселился на Трафальгарской площади
(еще одна победа Нельсона). Быстроцелуй боялся высоты - это большой
недостаток для птицы, но женский институт оставил его себе в качестве
талисмана и перекрестил его в Бодицею. Если он еще не умер, значит он жив. Я
не знаю, что случилось с птицами Инге. Они так никогда и не долетели до
меня.
А потом мне повстречалась Жаклин.
Мне нужно было застелить ковровое покрытие в своей комнате. Поэтому
несколько друзей пришли мне помочь. Они привели Жаклин. Она была подружкой
одного из них и наперсницей обоих. Что-то типа домашнего животного. Она
продавала секс и сочувствие за 50 фунтов, чтобы заработать немного на уикенд
и более или менее сносный воскресный обед. Цивилизованная, хотя и
примитивная сделка.
Это была новая квартира, которую мне пришлось купить, чтобы начать
жизнь сначала, после одного отвратительного романа, заразившего меня. Нет, с
моим организмом ничего не произошло - это была эмоциональная болезнь. Мне
пришлось запереть свое сердце на ключ, чтобы случайно кого-нибудь не
заразить. Квартира была огромной и заброшенной. У меня была надежда, что мне
удастся когда-нибудь переделать и ее, и себя. Носительница вируса все еще
жила со своим мужем, в их со вкусом обставленном доме, но подсунула мне 10
000 фунтов, чтобы помочь мне финансировать мои покупки. Дать-занять как
сказала она. Хреновы деньги, как говорю я. Она подкупила все, что осталось
от ее совести. Мне бы хотелось никогда больше с ней не встречаться, но к
сожалению, она была моим дантистом.
Жаклин работала в Зоопарке. Она работала с маленькими пушистыми
зверушками, которые вряд ли нравились посетителям. У посетителей,
заплативших 5 фунтов за вход не хватает терпения на маленьких пушистых
зверушек, которые все время пугаются и норовят спрятаться. Работа Жаклин
заключалось в том, чтобы каждый раз наводить блеск и лоск. Она была добра к
родителям, к детям, к животным, добра к раздражающим вещам любого рода. Она
была добра ко мне.
Когда она пришла, одетая нарядно, но не претенциозно, накрашенная, но
не броско, с бесцветным голосом, клоунскими очками, мне подумалось, что мне
нечего сказать этой женщине. После Инге и моего короткого маниакального
возвращения к Вирсавии - дантисту, не предвиделось никакого удовольствия от
женщин, особенно жертв собственного парикмахера. Мне подумалось: "Ты можешь
заварить чай, пока мы со старыми друзьями посмеемся над превратностями
разбитого сердца, а потом вы втроем уйдете домой, счастливые от совершенного
доброго дела, а я открою банку с чечевицей и буду слушать "Новости науки" по
радио.