и декорации. Чашки от утреннего завтрака лежат на том же месте, где были
оставлены, и я точно знаю, даже если я закрою глаза, каждую точку на пижаме
Жаклин. Мне иногда кажется, что Иисус был не прав, невозможно жесток, когда
сказал, что даже мысль об измене такой же грех как и сама измена. Но сейчас,
стоя здесь в этом привычном, не оскверненном месте, я уже переделываю свой
мир и мир Жаклин навсегда. Она еще не знает этого. Она не знает, что сегодня
происходит передел границ на карте. Что территория, которую она считала
своей, аннексирована. Мы никогда не отдаем наше сердце навсегда. Мы даем его
взаймы время от времени. Если бы это было не так, как мы могли бы забрать
его не спросив об этом?
Я приветствую тихие часы уходящего дня. Никто не побеспокоит меня, я
смогу заварить горячий чай, посидеть на своем обычном месте, уповая на то,
что мудрость предметов имеет для меня какое-то значение. Здесь, в окружении
моих столов, и стульев, и книг, я наверняка постигну необходимость осесть на
одном месте. Слишком долго мне приходилось заниматься эмоциональным
бродяжничеством. Разве не пришлось мне прийти сюда, с растраченными силами,
с нанесенными судьбой ударами, чтобы обнести забором то место, которому
сейчас угрожает Луиза?
О, Луиза, я говорю неправду. Это не ты не угрожаешь мне, это я угрожаю
себе. Моя аккуратная, честно заработанная жизнь не имеет значения. Тикают
часы. Я думаю сколько еще осталось времени до того, как начнется истерика?
Сколько еще осталось времени до слез, и обвинений, и боли? Это особое
ощущение тяжести в желудке, когда ты чувствуешь, что теряешь что-то, что не
имеешь времени оценить. Почему мы измеряем любовь утратой?
Нет ничего необычного в этой прелюдии и предвидении, но признать это,
значит отрезать себе путь к выходу это всепрощение страсти. У тебя не было
выхода, тебя охватило смятение. Какие-то силы взяли тебя и овладели тобой,
усилия с твоей стороны были огромные, но сейчас все это уже в прошлом, ты не
понимаешь и.т.д. и.т.д. Ты хочешь начать сначала и.т.д. и.т.д. Прости меня.
В конце двадцатого столетия мы все еще оглядываемся на древних демонов,
чтобы объяснить самые обычные вещи. Измена очень обычная вещь. Она не
обладает ценностью раритета и все-таки, на индивидуальном уровне, это снова
и снова также объяснимо, как НЛО. Я больше не могу обманывать себя таким
образом. Мне всегда приходилось прибегать к этому, но не сейчас. Я точно
знаю что случилось, и я также знаю, что я прыгаю с этого самолета по своей
собственной воле. Нет, у меня нет парашюта, и, что еще хуже, его также нет у
Жаклин. Когда ты отправляешься в путь, ты берешь с собой только одного
человека.
Я отрезаю ломтик фруктового хлеба. Когда других выходов нет, еда очень
помогает. Я могу понять, почему для некоторых людей холодильник наилучший
благодетель. Мой обычный исповедальный напиток - неразбавленный Macalla , но
не раньше 5 часов вечера. Возможно поэтому я откладываю все свои
неприятности на вечер. И вот я здесь, в половине пятого, с фруктовым хлебом
и чашкой чая и вместо того, чтобы взять себя в руки, я могу думать только о
том, чтобы взять в руки Луизу. Во всем виновата еда. Нельзя придумать более
неромантического момента чем этот, и все же сдобный запах изюма и ржи
возбуждают меня больше, чем любой банан из "Плейбоя". Это просто вопрос
времени.
Что благородней духом - бороться в течение недели, перед тем как
упорхнуть через дверь или взять свою зубную щетку прямо сейчас? Я утопаю в