от волнения. К тому же мне нужно  серьезно  поговорить  с  вами.  Вы  хотите
разориться? Почему вы играете с таким неистовством, когда не умеете играть?
     - А разве все остальные не играют в азартные игры?  Разве  этому  можно
выучиться?
     - Да, не говоря уже о благоразумии, можно научиться играть в эти  игры,
которые вы неправильно называете азартными, то есть  построенными  на  одной
случайности. На свете не бывает случайностей; все в мире было и будет всегда
цепью неизбежных сочетаний, которые можно постигнуть лишь с помощью науки  о
числах. Основы этой науки столь отвлеченны и вместе с тем столь глубоки, что
их нельзя понять без  руководства  учителя;  но  нужно  уметь  найти  его  и
привязать к себе. Я могу пояснить вам это высшее познание  лишь  в  образной
форме. Равновесие вселенной зиждется на сцеплении чисел,  которое  управляет
всеми событиями, как теми, которые мы зовем случайными, так и теми,  которые
считаются предопределенными. Невидимые маятники заставляют их совершаться  в
свой черед, начиная  с  важнейших  явлений  в  отдаленных  сферах  и  кончая
ничтожными происшествиями, вроде того, которое сегодня лишило вас денег.
     Эта  ученая  речь,  прозвучавшая  из  детских  уст,   это   неожиданное
предложение дать мне учителя вызвали у меня легкую  дрожь;  на  лбу  у  меня
выступили капельки  холодного  пота,  как  тогда  в  развалинах  Портичи.  Я
пристально посмотрел на Бьондетту, которая опустила глаза.
     - Я не хочу никакого учителя, - сказал я. -  Я  боюсь,  как  бы  он  не
научил меня слишком многому. Но попытайтесь доказать мне, что дворянин может
знать нечто большее, чем просто правила игры, и пользоваться этим без ущерба
для своего достоинства.
     Она приняла мое условие, и вот вкратце, что она мне объяснила.
     Банк строится на принципе огромных прибылей, которые  возобновляются  с
каждой талией. Не будь тут известной доли риска, это можно было  бы  назвать
грабежом среди бела дня по отношению к играющим. Все наши расчеты носят лишь
приблизительный характер, и банк всегда остается в выигрыше, ибо  на  одного
искусного игрока приходится десять тысяч дураков.
     Бьондетта продолжила свои объяснения и  указала  мне  одну,  на  первый
взгляд совсем простую комбинацию. Я так и не сумел понять ее принципа, но  в
тот же вечер убедился, что она безошибочно приносит успех.
     Короче говоря, следуя этим указаниям, я  полностью  отыгрался,  уплатил
свой карточный долг и, придя домой, вернул  Бьондетте  деньги,  которые  она
дала мне взаймы, чтобы попытать счастья.
     Теперь я всегда был при деньгах, но чувство тревоги не  покидало  меня.
Во мне с новой силой пробудилось недоверие к опасному существу, чьи услуги я
согласился принять. Я не был  уверен,  что  смогу  удалить  его;  во  всяком
случае, у меня не хватало силы пожелать этого. Я  отводил  глаза,  чтобы  не
видеть его, и все-таки видел даже там, где его не было.
     Игра перестала развлекать меня. Фараон, {4} который я  страстно  любил,
вместе с риском утратил для меня  всякий  интерес.  Карнавальные  дурачества
наскучили мне; спектакли казались несносными. Если бы даже мое  сердце  было
достаточно свободным, чтобы желать связи  с  женщиной  высшего  круга,  меня
заранее  отталкивала  скука,  церемониал  и  тягостная  роль  чичисбея.  {5}
Единственное, что мне оставалось,  это  аристократические  казино,  где  мне
больше не хотелось играть, и общество куртизанок.
     Среди последних  были  такие,  которые  выделялись  не  столько  своими
личными достоинствами, сколько пышностью и оживлением, их окружавшим. В этих