каким не умеют совладать люди,  обычно  спокойные.  Только  что  он  смело
рискнул  собой,  чтобы  спасти  жизнь  ребенка.  Он   не   мог   сохранить
хладнокровие, когда его самоотвержению был брошен такой вызов.
   Этот негр, который завыл после удара бичом, но  лицо  которого  все  же
сияло сверхчеловеческой радостью,  не  мог  быть  никем  иным,  как  отцом
спасенного малыша. Своими зоркими глазами сына природы он издалека увидел,
что  здесь  происходит,  и  понял  великодушный  поступок  белого.  Сделав
отчаянное усилие, он сломал  свое  ярмо  раба  и  подбежал  к  ребенку.  А
конвоир-мулат, делая вид, что заподозрил попытку  к  бегству,  безжалостно
вытянул его чамбоком и рассмеялся, когда улыбка радости  несчастного  отца
смешалась со слезами и с кровью.
   На француза это зловещее веселье подействовало, как пощечина. Он  резко
выпрямился во весь свой гигантский рост, подскочил к насильнику, вырвал  у
него чамбок и так хватил его этим самым чамбоком по скотской роже, что тот
сразу облился кровью.
   - Это белый из Европы! - пробормотал мулат сдавленным  голосом.  -  Это
настоящий белый!
   - Да, мерзавец, я белый, и я европеец, и ты мне сейчас за все ответишь!
На колени, презренная тварь! На колени перед всеми этими  людьми,  которых
ты лишил свободы!
   Крик радости вырвался у чернокожих, когда они  увидели,  что  возмездие
близко.  Но  другие  работорговцы,  сообразив,  что  положение  становится
угрожающим, приготовились к борьбе.
   - Бросить оружие, или я сейчас же застрелю этого мерзавца!  -  приказал
им неумолимый мститель. - Альбер, Жозеф, возьмите их на мушку!  И  пулю  в
лоб тому, кто шевельнется.
   Когда работорговцы увидели, что на них смотрят стволы  крупнокалиберных
карабинов, рассчитанных на слонов, они поняли, что белые незнакомцы держат
их жизнь в руках. Тогда они побросали ружья на землю.  И  хорошо  сделали,
потому что оба наших каталонца, Альбер и Жозеф, были  в  таком  состоянии,
что еще немножко, и они бы застрелили работорговцев, как гиен.
   Пусть не удивляется читатель, что три  случайных  человека  смогли  так
сразу отбить у мулатов всякую охоту к сопротивлению. Надо знать, как велик
у этих первобытных народов престиж чистокровных белых, насколько  он  выше
престижа людей со  смешанной  кровью,  особенно  тех,  кто  происходит  от
португальцев и туземных женщин.  Эти  презренные  полукровки  бесчеловечно
жестоки в обращении со своими, но  один  лишь  вид  европейца  внушает  им
почтение.
   - А теперь, - сказал Александр, - освободите-ка этих людей, которых  вы
хотели угнать! Развяжите их! И живей!
   Покуда у мулата страдала только шкура, он молчал. Но когда под  угрозой
оказался его карман, он заволновался и  попробовал  торговаться.  Жадность
сильнее страха.
   - Но позвольте, белый сеньор, эти люди принадлежат мне. Я купил их... И
дорого за них заплатил... Я их купил у родного брата царя Сикомо. Я должен
доставить их на Вааль, бурам. Им там будет очень хорошо. Смотрите, как они
здесь несчастны, в этой пустыне, где нечего ни пить, ни есть...  А  там  о
них будут заботиться. Вот что, белый сеньор, если вы хотите  купить  их  у
меня, я их уступлю вам без всякой наживы.  Не  захотите  же  вы  этак  вот
разорить бедного человека, я надеюсь. Вы  мне  заплатите  за  них  сколько