своего путешествия, и бандит никогда ничего не заподозрил бы, если бы не
рассказы бура Клааса. Он и не думал, что его сообщники убьют французов.
Напротив, для него не было исключено, что, будучи людьми осторожными и
искушенными, французы и вовсе не взяли карты с собой. Они могли тщательно
ее изучить и хорошо запомнить, так, чтобы, придя на место, уметь обойтись
без нее.
Их не только не следовало убивать, но, если нынешнее тяжелое положение
затянется, надо будет даже помочь им.
И так как всему приходит конец, даже страданиям, то, дойдя до
предельного изнеможения, путники увидели бушменский крааль. Мужчины,
должно быть, ушли на охоту, а у женщин и детей появление белых вызвало
обычный страх, смешанный с любопытством.
Зуга, крепкий, точно он был сделан из бронзы, перенес все тяжкие
лишения относительно легко. Он поддерживал Александра, который еле волочил
ноги. Обращаясь к женщине, которая толкла просо в ступе, он два раза
умоляющим голосом сказал ей:
- Метце! Метце! (Воды! Воды!)
Женщина подняла голову. В глазах у нее промелькнуло выражение
сострадания, но она быстро его подавила, даже как будто устыдилась этого
непроизвольно обнаруженного чувства, и с усердием продолжала работать.
- Женщина, - сказал проводник, - этот белый человек - друг черных
людей. Он и его спутники - такие же люди, как Дауд. Они не уводят в
рабство воинов пустыни. Они накормили воинов Калахари, которые умирали от
голода. Дай им напиться.
У Александра подкашивались ноги. Его могучий организм был сломлен, он
был обречен на гибель. Альбер и Жозеф бредили, мастер Виль хрипел. Один
только лжемиссионер смотрел на всех своими бесстрастными и пронзительными
глазами.
- Женщина, - повторил Зуга, - дай пить этим белым. Я отдам за них мою
кровь.
Бушменка молча поднялась, вошла в шалаш и вернулась через несколько
минут, неся две скорлупы страусовых яиц, наполненные свежей, прозрачной
водой.
Путники пили жадно. Но проводник отмерил каждому недостаточную порцию.
Вернувшись к жизни, они едва были способны пробормотать слова
благодарности и тотчас заснули свинцовым сном.
Не прошло и часа, как этот целительный сон был прерван пронзительными
криками. Две женщины склонились над ребенком, который кричал, показывая
ногу.
- Что случилось? - спросил Александр.
Одна из женщин, как раз та самая, которая дала им пить, смотрела на
бедного малыша, и глаза ее наполнились слезами.
- Он укушен, - наконец с трудом выговорила женщина.
Затем она взяла ребенка на руки и, страстно его целуя, подала
европейцу.
У малыша уже опухла ножка, и на месте укуса, на светло-коричневой коже,
образовалось серое пятно. Две капельки крови, как два рубина, просочились
из двух маленьких ранок.
- Это змея пикаколу, - с грустью пробормотал Зуга. - Сам Дауд не знал
средства против этого укуса. Женщина, твой ребенок умрет.