восточными кабинетами. Пойдем туда - чудное винцо!
- А тебе бы только винцо, бесстыдник, - упрекнула нянька.
- Я не виноват, пышная Кальвия. У меня мамка была пьяница. У нее даже
два сорта молока было: левая грудь - бургундское, правая - бордосское.
- Тьфу! - негодующе сплюнула Анна Матвеевна. - С вами поговоришь -
только нагрешишь В постный день оскоромишься.
Решили идти на Караванную. Мотылек заявил, что он еще должен заехать в
редакцию своего журнала, устроить редактору скандал, после чего не замедлит
явиться; а все прочие с гамом и шумом, резко выделяясь на сонном фоне
невозмутимой статуарной Принцессы, зашагали по улице, и, когда ввалились в
кабачок, изо всех занятых кабинетов высунулись обеспокоенные шумом головы.
Вера Антоновна выбрала самый уютный уголок, окружила себя подушками и
замерла, как изумрудная ящерица на горячем солнце, откинув на спинку дивана
свою великолепную голову.
- Что вы будете кушать, Ваше Высочество? - спросил Меценат, нежно целуя
ее руку. - Есть шашлык карский, есть обыкновенный.
- А какая разница? - осведомилось дремлющее Ее Высочество.
- Обыкновенный шашлык маленькими кусочками, на вертеле, карский -
большим куском.
- Так его еще резать надо? Лучше тогда обыкновенный!
- И мне! - присоединился Кузя.
Через двадцать минут приехал Мотылек. Губы его дрожали, и глаза метали
гневные молнии. Число морщин на лбу возросло в угрожающей лицу профессии.
- Подлецы! - закричал он еще с порога. - Подлые рабы!
- Что случилось, Мотылек? - беспокойно глянул ему в глаза Меценат. - Ты
чем-то расстроен?
- Ах, Меценат! Вы представить себе не можете, что за олух наш редактор!
Я уже три года секретарь журнала и считаю, что приобрел себе известный вес и
положение... Сдаю в набор свое стихотворение "Тайна жемчужной устрицы",
помните, еще оно вам очень понравилось, вдруг он мне заявляет: "По
техническим условиям не может быть напечатано!" - "Это что еще за
технические условия?!" - "Размер велик! 160 строк". - "Да ведь стихотворение
хорошее?!" - "Замечательное". - "Так чего ж его не напечатать?!" Он опять:
"Потому что длинное!" - "Но ведь хорошее?" - "Хорошее". - "Так почему не
напечатаете?" - "Размер велик". Взвыл я. "У Пушкина, - говорю, - поэмы были
на две тысячи строк! Вы бы и Пушкина не напечатали?!" - "Нет, - говорит, -
не напечатал бы". Ну, знаете, Меценат... Насчет себя бы я еще мог простить,
но - Пушкин! Озверел я. "Да вы знаете, кто такой Пушкин?!" - "А вы знаете,
что такое технические условия?" Я ему Пушкиным по голове, а он мне
техническими условиями по ногам. Встал я и говорю: "Сегодня мой приятель
Новакович о Кузин гвоздь сапог разорвал!" - "А мне, - говорит, - какое
дело?" - "А такое, что - не почините ли?" - "Что я вам, сапожник, что ли?" Я
и говорю: "Конечно, сапожник!" Крик у нас был на всю редакцию. "Вы, -
говорит, - невоспитанный молодой человек!" - "А вы воспитанный в цирке
старый осел, умеющий скакать только по ограниченной арене!" Забрал свои
рукописи, хлопнул дверью и ушел.
- Промочи горло, Мотылек, - посоветовал Новакович. - Хочешь, я пойду
отдую твоего редактора?
- Нет, я ему лучшую свинью подложил! Иду к вам, встречаю нашу
знаменитую Куколку. "Что с вами, Мотылек?" - "Куколка! Вы, как человек