Наконец я сел на скамейку, где было не так  темно.  Трясло  меня  как
проклятого, а волосы на затылке превратились в мелкие  сосульки,  хотя  на
мне была охотничья шапка. Я испугался. А вдруг у меня начнется  воспаление
легких и я умру? Я представил себе, как миллион притворщиков явится на мои
похороны. И дед придет из Детройта - он всегда выкрикивает названия  улиц,
когда с ним едешь в автобусе, - и тетки сбегутся - у меня одних теток штук
пятьдесят, - и все эти мои двоюродные подонки. Толпища, ничего не скажешь.
Они все прискакали, когда Алли умер, вся их свора. Мне  Д.Б.  рассказывал,
что одна дура тетка - у нее вечно изо рта пахнет - все умилялась, какой он
лежит _б_е_з_м_я_т_е_ж_н_ы_й. Меня  там  не  было,  я  лежал  в  больнице.
Пришлось лечиться - я очень порезал руку.
     А теперь я вдруг стал думать, как  я  заболею  воспалением  легких  -
волосы у меня совершенно обледенели  -  и  как  я  умру.  Мне  было  жалко
родителей. Особенно маму, она все еще не пришла в себя после смерти  Алли.
Я себе представил, как она стоит и не знает, куда девать мои костюмы и мой
спортивный инвентарь. Одно  меня  утешало  -  сестренку  на  мои  дурацкие
похороны не пустят, потому что она еще маленькая.  Единственное  утешение.
Но тут я представил  себе,  как  вся  эта  гопкомпания  зарывает  меня  на
кладбище, кладет на меня камень с моей фамилией, и все такое. А  кругом  -
одни мертвецы. Да, стоит только умереть, они тебя сразу же  упрячут!  Одна
надежда, что, когда я умру, найдется умный человек и вышвырнет мое тело  в
реку, что ли. Куда угодно - только не на это треклятое кладбище. Еще будут
приходить по воскресеньям, класть тебе  цветы  на  живот.  Вот  тоже  чушь
собачья! На кой черт мертвецу цветы? Кому они нужны?
     В хорошую погоду мои родители часто ходят на кладбище, кладут  нашему
Алли цветы на  могилу.  Я  с  ними  раза  два  ходил,  а  потом  перестал.
Во-первых, не очень-то весело видеть его на этом гнусном кладбище.  Лежит,
а вокруг одни мертвецы и памятники. Когда солнце светит, это  еще  ничего,
но два раза, - да, два раза подряд! - когда мы там были,  вдруг  начинался
дождь. Это было нестерпимо. Дождь шел прямо на чертово надгробье, прямо на
траву, которая растет  у  него  на  животе.  Лило  как  из  ведра.  И  все
посетители кладбища вдруг помчались как сумасшедшие к своим  машинам.  Вот
что меня взорвало. Они-то могут сесть в машины, включить радио и поехать в
какой-нибудь хороший ресторан обедать - все могут, кроме Алли. Невыносимое
свинство. Знаю, там, на кладбище, только его тело, а его душа на  небе,  и
всякая такая чушь, но все равно мне было невыносимо. Так  хотелось,  чтобы
его там не было. Вот вы его не знали, а если бы знали, вы бы меня  поняли.
Когда солнце светит, еще не так плохо, но солнце-то светит,  только  когда
ему вздумается.
     И вдруг, чтобы не думать про воспаление легких, я вытащил свои деньги
и стал их пересчитывать, хотя от уличного фонаря света почти  не  было.  У
меня осталось всего три доллара: я целое состояние промотал с  отъезда  из
Пэнси. Тогда я подошел к пруду и стал пускать монетки по воде, там, где не
замерзло. Не знаю, зачем я это делал, наверно, чтобы отвлечься  от  всяких
мыслей про воспаление легких и смерть. Но не отвлекся.
     Опять я стал думать, что будет с Фиби, когда  я  заболею  воспалением
легких и умру. Конечно, ребячество  об  этом  думать,  но  я  уже  не  мог
остановиться. Наверно, она очень расстроится, если  я  умру.  Она  ко  мне
хорошо относится. По правде говоря, она меня любит по-настоящему. Я  никак
не мог выбросить из головы эти дурацкие мысли и наконец решил сделать  вот