противно. Поверь моему слову, такой вонючей школы я еще не встречал.
     Моя Фиби молчит и слушает. Я по затылку видел, что она  слушает.  Она
здорово умеет слушать, когда с ней разговариваешь. И  самое  смешное,  что
она все понимает, что ей говорят. По-настоящему  понимает.  Я  опять  стал
рассказывать про Пэнси, хотел все выложить.
     -  Было  там  несколько  хороших  учителей,  и  все  равно  они  тоже
притворщики, - говорю. - Взять этого старика, мистера Спенсера.  Жена  его
всегда угощала нас горячим шоколадом, вообще  они  оба  милые.  Но  ты  бы
посмотрела, что с  ними  делалось,  когда  старый  Термер,  наш  директор,
приходил на урок истории и садился на заднюю скамью. Вечно он  приходил  и
сидел сзади примерно с полчаса. Вроде как бы инкогнито, что  ли.  Посидит,
посидит, а потом начинает перебивать старика Спенсера  своими  кретинскими
шуточками. А старик Спенсер из кожи лезет вон -  подхихикивает  ему,  весь
расплывается, будто этот Термер какой-нибудь гений, черт бы его удавил!
     - Не ругайся, пожалуйста!
     -  Тебя  бы  там  стошнило,  ей-богу!  -  говорю.  -  А  возьми  День
выпускников, когда все подонки, окончившие Пэнси чуть ли не с  1776  года,
собираются в школе и  шляются  по  всей  территории  со  своими  женами  и
детками. Ты бы посмотрела на одного старикашку лет пятидесяти. Зашел прямо
к нам в комнату - постучал, конечно, и спрашивает, нельзя ли ему пройти  в
уборную. А уборная в конце коридора, мы так и не поняли, почему он  именно
у нас спросил. И знаешь, что он нам сказал?  Говорит  -  хочу  посмотреть,
сохранились ли мои инициалы на дверях уборной. Понимаешь, он лет сто назад
вырезал  свои  унылые,  дурацкие  инициалы  на  дверях  уборной  и   хотел
проверить, целы ли они или нет. И нам с товарищами пришлось проводить  его
до уборной и стоять там, пока он искал свои кретинские  инициалы  на  всех
дверях. Ищет, а сам все  время  распространяется,  что  годы,  которые  он
провел в Пэнси, - лучшие годы его жизни, и  дает  нам  какие-то  идиотские
советы на будущее. Господи, меня от него такая взяла тоска! И не  то  чтоб
он был особенно противным, чтоб  нагнать  на  человека  тоску,  -  хороший
человек тоже может вконец испортить настроение. Достаточно  надавать  кучу
бездарных советов, пока ищешь свои инициалы на дверях уборной, - и все! Не
знаю, может быть, у меня не так испортилось бы настроение, если б этот тип
еще не задыхался. Он никак не мог отдышаться после лестницы. Ищет эти свои
инициалы, а сам все время отдувается, сопит носом. И жалко, и смешно, да к
тому же еще долбит нам со Стрэдлейтером, чтобы мы извлекли из  Пэнси  все,
что можно. Господи, Фиби! Не могу тебе объяснить. Мне все не  нравилось  в
Пэнси. Не могу объяснить!
     Тут Фиби что-то сказала, но я не расслышал. Она так уткнулась лицом в
подушку, что ничего нельзя было рас-слышать.
     - Что? - говорю. - Повернись  сюда.  Не  слышу  я  ничего,  когда  ты
говоришь в подушку.
     - Тебе вообще ничего не нравится!
     Я еще больше расстроился, когда она так сказала.
     - Нет, нравится.  Многое  нравится.  Не  говори  так.  Зачем  ты  так
говоришь?
     - Потому что это правда.  Ничего  тебе  не  нравится.  Все  школы  не
нравятся, все на свете тебе не нравится. Не нравится - и все!
     - Неправда! Тут ты ошибаешься - вот именно, ошибаешься! Какого  черта
ты про меня выдумываешь? - Я ужасно расстроился от ее слов.