- Салли спит, молодой человек. Позвоните завтра. Спокойной ночи!
     - Разбудите ее! Эй, разбудите ее! Слышите?
     И вдруг заговорил другой голос:
     - Холден, это я. - Оказывается, Салли. - Это еще что за выдумки?
     - Салли? Это ты?
     - Да-да! Не ори, пожалуйста! Ты пьян?
     - Ага! Слушай! Слушай, эй! Я приду в сочельник, ладно? Уберу с  тобой
эту чертову елку. Идет? Эй, Салли, идет?
     - Да. Ты ужасно пьян. Иди спать. Где ты? С кем ты?
     - Салли? Я приду убирать елку, ладно? Слышишь? Ладно? А?
     - Да-да. А теперь иди спать. Где ты? Кто с тобой?
     - Никого. Я, моя персона и я сам. - Ох, до чего я был  пьян!  Стою  и
держусь за  живот.  -  Меня  подстрелили!  Банда  Рокки  меня  прикончила.
Слышишь, Салли? Салли, ты меня слышишь?
     - Я ничего не понимаю.  Иди  спать.  Мне  тоже  надо  спать.  Позвони
завтра.
     - Слушай, Салли! Хочешь, я приду убирать елку? Хочешь? А?
     - Да-да! Спокойной ночи!
     И повесила трубку.
     - Спокойной ночи. Спокойной ночи,  Салли,  миленькая!  Солнышко  мое,
девочка моя милая! - говорю. Представляете себе, до чего я был пьян?
     Потом и я повесил трубку. И подумал, что  она,  наверно,  только  что
вернулась из гостей. Вдруг вообразил, что она  где-то  веселится  с  этими
Лантами и с этим пшютом из Эндовера. Будто  все  они  плавают  в  огромном
чайнике и разговаривают такими нарочно изысканными  голосами,  кокетничают
напоказ, выламываются. Я уже проклинал себя, что звонил  ей.  Но  когда  я
напьюсь, я как ненормальный.
     Простоял я в этой треклятой будке довольно долго. Вцепился в телефон,
чтобы не потерять сознание. Чувствовал я себя, по правде сказать, довольно
мерзко. Наконец я все-таки выбрался из будки,  пошел  в  мужскую  уборную,
шатаясь, как идиот, там налил в умывальник холодной воды и опустил  голову
до самых ушей. А потом и вытирать не стал. Пускай, думаю, с нее  каплет  к
чертям собачьим. Потом подошел к радиатору у окна и сел на  него.  Он  был
такой теплый, уютный. Приятно было сидеть, потому что я дрожал, как щенок.
Смешная штука, но стоит мне напиться, как меня трясет лихорадка.
     Делать было нечего, я сидел на радиаторе и  считал  белые  плитки  на
полу. Я страшно промок. Вода с головы  лилась  за  шиворот,  весь  галстук
промок, весь воротник, но  мне  было  наплевать.  Тут  вошел  этот  малый,
который аккомпанировал  Валенсии,  этот  женоподобный  фертик  с  завитыми
волосами, стал приглаживать свои златые кудри.  Мы  с  ним  разговорились,
пока он причесывался, хотя он был со мной не особенно приветлив.
     - Слушайте, вы увидите эту самую Валенсию, когда вернетесь в  зал?  -
спрашиваю.
     - Это не лишено вероятности! - отвечает. Острит, болван. Везет мне на
остроумных болванов.
     - Слушайте, передайте ей от меня привет. Спросите,  передал  ей  этот
подлый метрдотель привет от меня, ладно?
     - Почему ты не идешь домой, Мак? Сколько тебе, в сущности, лет?
     -  Восемьдесят  шесть.  Слушайте,  передайте  ей  от  меня  приветик?
Передадите?