пела мне песенку, и голос ее отражался гулким эхом от каменных стен. Но  это
никогда больше не повторится. А она тем временем продолжала:
   - Иди... и побыстрее покончи с этим... сейчас же!  -  Для  убедительности
она кивнула головой, потом подошла ко мне и потянула за руку. - Посмотри  на
себя в зеркало, - шепотом добавила она.
   Но я и без того понимал, в чем дело. Я  отдал  ей  слишком  много  крови,
гораздо больше, чем взял от нее. Я умирал от голода.  Ведь,  перед  тем  как
пойти к ней, я даже не успел насытиться.
   Но я был так поглощен воспоминаниями о падающем за окном снеге, о  песнях
и стихах, которые слышал когда-то от нее, что не  ответил.  Взглянув  на  ее
пальцы, касающиеся моей руки, я обнаружил, что наша плоть  стала  совершенно
одинаковой. Вскочив с кресла, я обнял ее и стал ощупывать ее  лицо  и  руки.
Дело было сделано, и я все еще жив! Теперь она останется рядом со мной!  Она
прошла сквозь ужасное испытание одиночеством,  и  отныне  мы  будем  вместе.
Внезапно меня охватило жгучее желание обнять ее как можно  крепче  и  больше
никогда не отпускать от себя.
   Подхватив ее на руки, я принялся качать ее, а потом мы вместе закружились
по комнате.
   Голова ее откинулась назад, и я услышал, как  она  засмеялась  -  сначала
тихо, а потом все громче и громче, пока наконец мне не  пришлось  зажать  ей
ладонью рот.
   - От звука твоего голоса могут вылететь  все  стекла,  -  прошептал  я  и
оглянулся на дверь, за которой остались Роже и Никола.
   - Ну и что, пусть вылетят! - ответила она, и в тоне ее не было  и  намека
на шутку.
   Я поставил ее на пол.  Мы  обнимались  и  обнимались  и  никак  не  могли
остановиться.
   Однако в доме продолжали находиться другие  смертные.  Доктор  и  сиделка
собирались войти в комнату.
   Она оглянулась на дверь. Она тоже  слышала  их  мысли.  Но  почему  же  я
перестал слышать ее?
   Она отстранилась и обвела взглядом комнату. Потом  схватила  канделябр  и
подошла с ним к зеркалу, стремясь получше рассмотреть свое отражение.
   Я хорошо понимал, что с нею происходит. Ей необходимо было  время,  чтобы
привыкнуть смотреть на все другими, глазами. Однако нам нужно  выбраться  из
дома...
   За стеной послышался голос Ники, который требовал, чтобы доктор  постучал
в дверь комнаты.
   Как же нам теперь уйти отсюда, как избавиться от свидетелей?
   - Нет, только не этим путем, - сказала  она,  заметив  мой  обращенный  к
двери взгляд.
   Она внимательно осмотрела кровать и предметы, лежащие на  столике.  Потом
вытащила из-под подушки драгоценности, положила их  в  старенький  бархатный
кошелек, а кошелек прикрепила к поясу  так,  что  он  совершенно  скрылся  в
складках широкой юбки.
   Все ее движения были исполнены особенного  значения.  Хоть  я  и  не  мог
теперь читать ее мысли, я все же был уверен, что это было единственное,  что
она собиралась взять из этой комнаты. Она навсегда  прощалась  с  остальными
вещами - с привезенной из дома одеждой, со старинными серебряными щетками  и
расческами, с потрепанными книгами, валяющимися на столике возле кровати.