фотографы и  полиграфисты,  правдивая получилась стена!  Огонь только что не
грел...
  Мадам  нажала  какую-то  кнопку,   спрятанную  в  фотоплюще,   и  камин
раскололся на  две  половинки,  а  из  обнаружившегося входа выехал странный
механизм,  похожий одновременно на инвалидную коляску и робота-манипулятора,
которого Ким углядел недавно в  павильоне Народного Рукоприкладства на ВДНХ.
Робот-коляска подъехал (или подъехала -  как будет угодно!) к Киму,  зарулил
за спину и нагло толкнул его под коленки -  так,  что Ким невольно плюхнулся
на мягкое сиденье, крытое прохладным кожзаменителем.
  - Что такое? - совсем уж глупо спросил Ким.
  - Фирма   веников   не   вяжет,    -   мадам   полностью   перешла   на
молодежно-подъездно-уличную терминологию,  откуда-то ей прилично знакомую. -
Сиди, чухан, и сопи в две дырки. Сейчас будет театр. Ты ведь любишь театр?..
  Ким  не  успел спросить:  откуда она  знает про  его  любовь к  театру.
Робот-коляска звучно щелкнул металлическими захватами,  прижавшими руки Кима
к подлокотникам,  а ноги -  тоже к чему-то.  Он дернулся,  но -  бесполезно:
захваты держали крепко.
  - Поехали,  -  буднично сказала мадам,  как Юрий Гагарин на  старте,  и
нажала еще одну кнопку на селекторе, который оказался вовсе не селектором.
  Робот-коляска споро  покатился вперед,  въехал  в  бывший очаг,  откуда
появился, и Ким услышал, как стенка сзади гулко захлопнулась.
  Влип,  безнадежно подумал он и,  похоже, был прав. Только куда он влип,
Ким  не  видел.  Он  вообще ни  черта  не  видел и  не  слышал,  стена снова
сдвинулась,  наглухо отрезав его от белого дня -  раз, от всех звуков - два.
Он катился в коляске по какому-то черному тоннелю,  и мало было надежды, что
тот приведет его к светлому будущему (на сей раз со строчных букв).
  Не так-то просто быть статистом в чужой работе!
  Похоже,  здесь практиковали специалисты, посильнее Кима в импровизации.
В.И.Даль заявлял в таких случаях: нашла коса на камень.

  Киму показалось,  что путешествие в  темноте длилось бог знает сколько,
но  показалось так единственно от  растерянности,  от нелепости ситуации,  в
которую он нежданно залетел.  Вероятнее всего,  он только и добрался, что до
конца вагона,  как  тут  же  темнота ушла и  возник свет:  мерзкий довольно,
синюшный  и  неживой,  будто  высоко  над  головой  разом  включился десяток
целебных  синих  ламп.  Ким  их  не  мог  видеть,  поскольку по-прежнему был
прикован к  самодвижущемуся агрегату,  где жесткий подголовник мешал крутить
головой,  зато  Ким  увидел,  что  вагон  -  вопреки ожиданию!  -  не  хотел
кончаться,   а  -   напротив!   -   тянулся  невесть  куда,  может,  даже  в
бесконечность,   что   начисто   перечеркивало  строгие   правила  вагонного
конструирования.
  Знакомый эффект театрального освещения:  приглушить,  "погасить" задник
так, что он исчезнет, превратится в черный бесконечный провал.
  Это мы проходили, подумал Ким, этим нас не удивишь...

  Роботюшка остановился,  и  перед Кимом в  сине-покойницком мраке возник
письменный канцелярский стол,  а  за ним -  еще стол,  а  сбоку -  еще,  и с
другого боку тоже,  и  сзади,  и  даже над и  под первым столом,  что уж  не
правила конструирования перечеркивало, а железные законы физики. И за каждым
столом крепко торчал человечек, много человечков крепко торчало перед Кимом,