- За квитанцией зайдите ко мне в девятый.
  - Всенепременно, - заверил Ким.
  - По вагонам,  -  приказал бригадир и пошел прочь -  к своему девятому,
который - кто знает! - был сейчас третьим или седьмым.
  - По вагонам, по вагонам, - заторопил Ким добровольцев, Петра Ивановича
подтолкнул, Таньку по попе шлепнул, Настасью Петровну на ступеньку подсадил.
  Тепловоз трижды свистнул, предупреждая.
  - Возьми у меня десятку, отдай, у кого взял, - сказала Танька.
  Она,  значит,  решила,  что пусть лучше он  ей будет должен.  Вроде как
покупала.  В  другой раз Ким непременно бы похохмил на этот счет,  а  сейчас
только и кивнул рассеянно:
  - Спасибо...
  Он  не  пошел  со  всеми  в  купе,  задержался  в  тамбуре,  смотрел  в
грязно-серое стекло межвагонной двери.  Ночь спустилась на мир, как занавес,
и  неторопливо,  будто  нехотя,  отплывал-отчаливал за  этот  занавес вагон,
ставший теперь последним...  Кто в  нем?  Лиса Алиса,  мадам Вонг?  Товарищи
Большие Начальники? Охранники? Какая, в сущности, разница!.. Железнодорожное
полотно впереди изгибалось,  и  Ким  видел весь  состав (минус три  вагона),
который, набирая скорость, парадно сверкая окнами, уверенно катил в ночь. То
есть не в  ночь,  конечно,  а  в  Светлое Будущее...  Без Кима катил.  И без
комсомольцев  -  добровольцев-строителей-монтажников,  которым  это  Светлое
Будущее назначено возводить...  Парадокс?  Никакого парадокса!  Зачем,  сами
подумайте,  Большим Начальникам возводимое Светлое Будущее?  Что  там  мадам
говорила:  им символ нужен. А оглоеды Петра Ивановича, поднатужившись, вдруг
да  переведут  символ  в  конкретику?   Что  тогда  делать  прикажете,  куда
стремиться,  куда народ стремить?.. Да никуда не стремить, не гонять народ с
места на  место,  не  обкладывать флагами,  то  есть  флажками,  не  травить
егерями?  Дайте остановиться,  мать вашу... Какая, сказала Настасья, станция
ожидается? Большие Грязи, так?..
  Ким  спрыгнул  на  насыпь,  спустился по  ней,  оскользаясь на  сыпучем
гравии,  сел у кромки поля,  сломал колосок,  понюхал: чем-то он пах, чем-то
вкусным,  чем-то знакомым,  лень вспоминать было.  Добровольцы тоже сигали с
площадок, медленно стягивались поближе к Киму - непривычно тихие, вроде даже
испуганные.  Танька тоже протолкалась,  встала столбиком,  прижимая гитару к
животу.  Петь она собралась,  отдыхать решила,  а Ким ей подлянку кинул. Что
теперь будет?..  И Настасья Петровна за ней маячила -  с тем же риторическим
вопросом в  круглых глазах.  И  все  странно молчали,  будто сил  у  них  не
осталось,  будто все нужные слова застряли в глотках, будто суперделовой Ким
делом своим лихим и оглушил их,  оглушил,  сбил с ног, с катушек, с толку, с
панталыку...
  - Что притихли,  артисты?  -  довольно усмехнулся Ким. - Одни остались?
Некому за веревочки дергать?  Боязно?..  -  помолчал,  добавил непонятно, но
гордо: - А финал-то у спектакля вполне счастливый, верно?

  Кому непонятно,  а кому и понятно. Большие Грязи, говорите?.. Самое оно
для ассенизации. Попрошу занавес, господа...