- Буду очень признателен, - мягким певучим  голосом,  от  которого  у
буфетчицы заныло внутри, произнес ночной гость.
   - Вода у нас из колодца, мягкая, в городе такой не сыщете.
   Вода закипела. И если с другими  посетителями  буфетчица  чувствовала
себя существом высшего  порядка,  этаким  демиургом,  повелевающим  всем
вокзальным пространством,  до  которого  в  ночное  время  сжимался  мир
поселка, то рядом с предельно вежливым мужчиной она  почувствовала  себя
грешницей,  пришедшей  в  храм  на   исповедь.   Даже   язык,   привычно
произносящий брань, почему-то стал прилипать к небу, а  на  память  сами
собой приходили давно забытые любезные слова. Лицом  и  всем  телом  она
демонстрировала знаки внимания, почерпнутые ею из "мыльных" сериалов.
   Буфетчица схватила блюдце,  принялась  его  протирать.  Затем  то  же
проделала с  большой  пол-литровой  чашкой,  в  каких  принято  подавать
бульон.
   - Вам двойное кофе?
   - Двойной, - поправляя ее, произнес мужчина. - Двойной  не  в  смысле
воды, а в смысле крепости. Пожалуйста, если  можно,  налейте  вон  в  ту
маленькую чашку.
   Дрожащими руками буфетчица разорвала два пакетика "Nescafe"  высыпала
все до последней крупинки в чашку и, заморгав ясными  голубыми  глазами,
посмотрела на посетителя:
   - С сахаром?
   - Без.
   - Как пожелаете, - услужливо ответила буфетчица.
   Властная,  она,  сама  не  зная  почему,   чувствовала   себя   перед
незнакомцем  не  бесконечно  могущественной  хозяйкой  Медной  горы,   а
маленькой девочкой перед строгим школьным учителем, который  все  знает,
может даже  отгадать  любую  ее  мысль,  самую  тайную,  которую  она  и
произнести не в состоянии.
   Мужчина поставил блюдце с чашкой дымящегося кофе на  ладонь,  положил
на стойку деньги и сказал:
   - Я выйду на воздух.
   - Конечно, пожалуйста, я же вижу, вы не украдете!
   С чашкой, налитой до краев, не расплескав ни  капли,  он  двинулся  к
двери, ведущей на перрон.
   Массивная дверь высотой в два этажа легко открылась от  прикосновения
ладони. В зале ожидания остался терпкий  аромат  крепкого  кофе,  так  в
церкви после кадила остается смолистый запах ладана.
   Держа на ладони чашку, мужчина стоял под порывами  ветра,  треплющего
длинные волосы , и густую с проседью бороду, глядя не на  приближающийся
поезд, а на затянутое низкими облаками  небо.  Он  смотрел  так,  словно
видел сквозь них звезды.
   Со скрежетом, лязгая буферами, у перрона остановился длинный  состав.
Над вагонами вился дымок. Из дверей выглядывали лишь  проводники.  Поезд
спал. Только окна в последнем, почтовом  вагоне  ярко  горели.  Даже  не
откидывая подножку, на низкую платформу из него  соскочили  двое  рослых
молодых мужчин в камуфляжных брюках и  тельняшках.  Они  были  разогреты
донельзя, не чувствовали  ни  дождя,  ни  холода,  жадно  хватали  сырой
прохладный воздух, как  измученный  жаждой  человек  хватает  родниковую
воду.