сами говорят, что Толбоев припрется лишь утром. Что это значит? Только то,
что до утра надо отсюда "слинять", иначе с нас начнут сдирать кожу лоскутами
и очень медленно. Потом перережут горло.
Нас привели в тот же дом, где мы были раньше. Только с небольшой
поправкой. Мы сидели уже не в самом доме, а в сарае, что рядом. Добротный
сарай. Метров десять в длину, пять в ширину. Стены сложены из блоков.
Сарайчик недавней постройки. Все новенькое. Одна двойная дверь,
расположенная посередине. По три небольших окна на каждой стене. Окна
забраны решетками, сваренными из арматурного прута. Если убрать эти прутья,
то можно и пролезть.
Вдоль стен лежали охапки соломы. Нас со смехом завели в этот сарай и с
грохотом закрыли за нами обитую жестью дверь, было слышно, как запирают
большой навесной замок.
Мы обследовали помещение. Не хотелось думать, что оно может стать нашим
последним пристанищем. Помоги нам, Бог! Мы были просто подавлены. Говорить
не хотелось, надо было как-то осмыслить ситуацию, в которой мы оказались. И
почему-то было чувство, что за нами подсматривают и подслушивают. Надо вести
себя естественно. А как тут себя будешь вести естественно, когда ты вот-вот
станешь рабом, в самом худшем понимании этого слова?
Я сел на расстеленную солому. Потрогал на ощупь стену. Крепкий
рукотворный блок, отлитый из цемента. Я разгреб солому у основания,
мелькнула мысль, а вдруг там есть что-нибудь типа щели, лаза? Не было там
никакого лаза. Только что-то нацарапано.
- Андрей, сюда подойди, тут что-то написано, - позвал я того.
Мы начали разбирать нацарапанные надписи: "Коротков Сергей Ильич, 1976,
в\ч... личный номер... Самара, улица... дом... квартира... телефон..." И
самая страшная: "Нас было пятеро мы построили этот сарай. Все умерли. Я один
очень болею пытался бежать поймали завтра наверно убьют. Передайте
родителям. Прощайте!" Дальше шли установочные данные на остальных, кто был с
Коротковым. Недолго же они пожили в этом сарае, если такое ощущение, что
никого здесь никогда не было.
Мы сидели пораженные. Кто они были, эти пленники? Судя по годам
рождения и тому, что были указаны номера воинских частей - солдаты срочной
службы. Мальчишки... Нет больше мальчишек... Прощайте, братья, прощайте!
Я не сентиментальный человек, но в этот момент мне было до слез жалко
этих пацанов. Я еще раз посмотрел на номера воинских частей. Не знаю. Эх,
мальчишки, мальчишки! Глотая слезы, я переписал данные к себе в блокнот. Сам
себе пообещал, что выберусь, и сообщу родителям этих солдат, где погибли их
дети. Эх, дети, для этого ли вас рожали, растили?!..
- Ну, что, Леха, делать будем? - спросил Андрей шепотом, озираясь, как
будто рассчитывал увидеть тех, кто мог нас подслушивать.
- Сваливать будем. Не думаю, что нас будут подслушивать.
- Когда начнем уходить?
- Как стемнеет. Сейчас слишком опасно.
- Тихо будем уходить или громко? - Андрей был очень напряжен.
- Громко это как?
- У меня же есть взрывчатка в фотопленках.
- Ты в своем уме, умник! Успокойся, насколько сможешь. Тихо с темнотой
начнем пилить решетку.