Это было странное, необъяснимое состояние: маета рождения мыслей. Они
толклись у какого-то невидимого порога, напоминая словно не его
собственной памятьюлица, гфсдметы, события. Чувствовал он себя не то чтобы
хорошо, а как-то беззаботно, пусто, неутвердившимся в разуме существом.
   Прежнее, далекое, пережитое состояние возвращалось к нему в облаке
серого омрачения. Облако касалось просыпающегося сознания, оживляя его
сдержанной болью. Но оно никак не могло устояться: его вытеснял приятный
свет. Просто свет, где не было привычных мыслей о боли, а следовательно, и
о теле. Он ни о чем не думал. Он жил другой жизнью, которую даже не мог
оценить, временами лишь вяло догадываясь о каком-то внутреннем мире,
обнаруженном им самим таким случайным образом.
   Тот, кто отмерял ему земное, вдруг изменил замысел, позволив лишь
потоптаться на пороге будущего, и снова вернул в законные времена.
Тогда-то и появилась боль, приятный безначальный свет удалился и удалилась
легкость в том светящемся сознании. Да, оно было заполнено светом, как
праздник в детстве, когда еще не знаешь, что такое настоящая жизнь...
   Вернувшаяся жизнь началась с нового познания себя, и он поначалу
испытал отвращение к будущим страданиям, даже вроде бы хотел попроситься
назад. Но двери закрылись, боль проявилась неожиданно, стянув к себе все
вялые мысли.
   Постепенно человек ощутил вкус собственной крови на засохших губах, а
слух уловил чью-то едва узнаваемую по смыслу речь:
   - Дышит, товарищ старшина, ей-богу, дышит!
   Голос-прикосновение сумерек к коже: почти не ощутимый.
   - Не шуткуй, Степан. Хлопцы над ним постарались.
   - А я ...рю, ч... он ...ит.
   Кто-то выкусывает кусочки из первого голоса и вместе с ними сглатывает
смысл сказанного.
   - Та перестань! Пошли покурим.
   - Живой! - голос уже четкий, как близкий крик.
   - Фэномэн! Ни, ты тильки подумай-целый взвод дубасив, а он живой! Бис
бэзрогий! Може, добьем, Степан? Я его вже и с довольствия зняв.
   - Что вы, Григорий Федорович! Человек ведь!
   - Який же то чоловик, колы он у замок попав?!
   Сюды, браток, чоловика не пошлють. Туточки содиржаться врагы народу.
Цэй иумэр 753. Усик?
   - Так точно, товарищ старшина!
   - Ну и молодец, сержант! Так, може, добьемо гада?
   Начальство тильки дякую скажет.
   - Не могу, товарищ старшина. Как хотите-не могу!
   - А ще комсомолец, поди! Як же ты Родину защищать будешь от врагов,
Сидоренко?! Змолк. Тоди иды в канцелярию. Скажи-одыбал 753-й. Нехай
карточку восстановят.
   - Слушаюсь, товарищ старшина!
   - Ни, стой-ка...
   Старшина осторожно задумался, как о чем-то ему непонятном, по-детски
закусив ноготь большого пальца.
   - До завтра потерпим. Глядишь-сдохнет. После такого нормальные
преступники долго не живут. Ты, Сидоренко, сам себе працу ищешь. Иди, чого
ждешь?