владеть оным!
   - Хрен тебе на рыло, а не владение миром! - не менее гулко
отозвалась другая фигура.- Да будет тебе, в свою очередь
известно, что я - так ваще Столп Мироздания!
   Обомлевшие жители, прикипевшие к конам глазницами, увидели, как
темное облако, похожее на человека, изрыгнуло из себя фиолетовую
молнию. Сей электрический разряд прошелестел над улицами и
площадями, задел шпиль Адмиралтейства и рикошетом ушел в Неву.
   Фонтан вскипевшей воды выплеснул прорву вареной рыбы прямо под
ноги одинокому пешеходу. Надо ли говорить, что пешеходом этим
был сам экспрессивный талант?
   - Эх, ушицы бы сейчас хлебануть...- тоскливо пробормотал
Рыбаков, пинком отбрасывая парного сома.
   А в это время жуткие монстры, вставшие над городом, принимали
обличия, обменивались сейсмическими ударами, могучими разрядами,
шаровыми молниями и ядовитыми пасквилями.
   К вечеру город был до омерзения загажен. Горожане не решались
выйти на улицы, один лишь Рыбаков бродил неутешной тенью, время
от времени меланхолично поглядывая на изрядно затянувшуюся битву
титанов.
   - Грядет, грядет мой час,- обещающе шептал он атлантам и
кариатидам.
   Кариатиды молчали, атланты строили глазки.
   Час настал.
   И вышел талант на исходную позицию, и влез на пустой постамент,
только глянув прощально на мелькнувший в переулке медный
лошадиный хвост и, придавив ногой змею, воскликнул:
   - Ща вдругорядь плюну!
   И плюнул...
   Горизонт озарила вспышка, докучные призраки исчезли, со стороны
дамбы свежий ветер принес запах давно съеденного борща.

                        16. СГУЩЕНКА ТЬМЫ

   Спиритуальная реальность свернулась, развернулась и открыла
взору Штерна подвал, полный ужасных приспособлений. До недавних
пор он полагал, что симпатичный дом на брегах Невы есть
вместилище симпатичных людей, временами пописывающих симпатичные
вещицы и даже попечатывающихся в симпатичных издательствах же...
Не знал он, что деется в недрах его!
   Тайные этажи питерского дома писателей вмещали судеб и
некрологов на два небоскреба. Мало кто из посвященных знал о
хрустальной комнате, куда стягивались упругой паутиной ниточки,
управляющие полетами вдохновенной мысли, творческими дерзаниями,
лобзаниями при луне и прочими стилистическими красотами. Еще
меньше было тех, кто знал о деревянной зале, пропорциями
напоминающей гроб, но оснащенной диковинами механического
свойства на пружинном, червячном и моторном ходу. Вот сюда-то и
заглядывал в потаенное оконце заиндевевший от ужаса Штерн.
   Стоял у длинного стола, обитого потертым цинком, сам Столяров, и