вероятнее всего, разлучит их.
И он тоже жалел этих людей, потому что они не ведали, что ждет их впереди, а
он знал. Он увидел уже судьбу свою.
Увидел в тот день, когда в Таллине сразу после подъема флага побежал к
Леммикки, ожидавшей его на скамейке. "Нам надо пожениться", - сказал он ей
тогда, и она, выдохнув "конечно", достала из портфеля паспорт,
удостоверявший совершеннолетие, а потом взяла руку его, положила ее на глаза
свои, и он понял: глаза эти отныне будут видеть только его; Володиной рукою
провела по грудочкам своим, по бедру и животику, чтоб Алныкин убедился - она
будет женщиной только для него, станет матерью их детей, здоровых и крепких,
потому что тело ее - без изъяна. Он обнимал ее, он видел совсем близко лицо
ее, так близко, что нарушились привычные соразмерности; бровь Леммикки,
неестественно широка и длинная, вылетала из переносья, устремляясь к
бугорочку высокого, как небо, лба, но притягивалась на полпути височной
впадинкой и огибала крохотный голубенький глобус с черным зрачком ока...
Алныкин почти не дышал, оглушенный прозрением: эта сидящая в тесной близи
девушка - она ведь ему совершенно незнакома, он видел ее всего несколько
часов, он не знает, добрая она или злая она, красивая или нет, умная или
глупая, но и он ей почти незнаком, тем не менее они закованы в единое
чувство, которое называется, конечно, любовью, которое как бы вне их. Это
чувство подарено им кем-то, вручено на вечное хранение, и, что бы ни
случилось, оно будет в них как кровь, как воздух в легких, он и Леммикки
обречены были на эту любовь с момента рождения, она - сама судьба. Он
поцеловал глаза, которые будут с ним всегда и везде, еще много, много лет,
они не изменятся, лишь утратят пылающую голубизну. А вот коричневые пятна на
щеках появятся через несколько месяцев, когда Леммикки забеременеет, и
пропадут, когда родится ребенок; что-то произойдет с талией и бедрами,
укрупнится грудь, лет через десять наступит пора женской зрелости. Но не в
Порккала-Удде, не век же служить здесь, а где-то на берегах другого моря или
океана, семья прибавится еще одним человечком, и когда-нибудь, прид после
многомесячного похода и обнимая Леммикки, Алныкин заметит радиальные
морщинки у глаз жены и взгрустнет, и вспомнит этот день и час на скамейке,
гладкую и теплую, как мрамор на солнце, щеку девушки, предопределенной ему и
такой же неотвратимой, как жизнь.

Весь июнь стояла жара, от сосен несло смоляным духом, катера в море выходили
редко, плановые стрельбы перенесли на август, зато опустел пирс, где
швартовались корабли охраны водного района, почти все тральщики ушли в
Рижский залив. На БК-133 радостно забегали, когда получили приказ -
сопровождать транспорт до траверза Наргена. У помощника был уже опыт общения
с владыкою всех стихий - судьбою, он забрался на рубку, исполнил шаманский
танец, просил небо и воды быть милостивыми к женам и подругам славных
офицеров ВМС СССР. Небо ответило ворчанием чаек, а море безразличием
одинаково набегающих волн. Тогда помощник решил использовать технические
средства, пустился в поход по эфиру, заперся в радиорубке, поймал маяк
Брюстерорт и нравящиеся ему мелодии усилил динамиками трансляции, пока не
рыкнул на него командир. В двух милях от маяка Порккала-Калбода помощник
выскочил, как ошпаренный, из радиорубки, нырнул в офицерский отсек,
переметнулся оттуда в носовой кубрик, затем в кормовой и, торжествующий,
показался на палубе, словно знамя неся портрет Лаврентия Берии, друга и