и раскрыв какой-то журнал типа амбарного, адъютант потребовал у Алныкина
удостоверение личности, записал фамилию и номер воинской части, после чего
пальцем отодвинул документ на край стола, и когда удостоверение личности
легло в карман кителя, Алныкин решил твердо и бесповоротно: к командующему
флотом он не пойдет, это может грозить Леммикки еще большими бедами.
Выйдя из кабинета, ничуть не обиженный на одноклассника, - такая уж у того
холуйская должность! - он расстегнул китель, достал учебник по малярному
делу и почитал его на скамейке в парке. Затем купил в хозяйственном магазине
две кисти и сунул их в карман. Много полезного узнал он в штабе флота, среди
прочего и врем ухода гидрографического судна "Экватор". С мостика его
смотрел на удаляющийся Таллин, на небо, под которым где-то на мызе прячется
Леммикки, которая, зарывшись в сено или при свете коптилки, пишет ему
бесконечные письма, никуда не отправляемые.
Отлученный от корабля, он знакомой мшистой тропкой добрался до одинокого,
родного уже, дома. Соскребал обои и отмывал стены, подбивал клинышки под
шаткие ступеньки, питалс не харчами "Софьи Павловны", а магазинными. По
вечерам разводил костер и сидел у него, чутко прислушиваясь к шорохам. От
жены бригадного минера к нему текли новости. Помощник - это все давно
признавали - чокнулся малость, но то, что творил он сейчас, поражало полной
потерей разума. Не первый год служивший офицер, он ходил по кораблям и вел
постыдно откровенные речи, всей бригаде сообщая, что 24 мая сего года
совершил самоволку, причем сбежал с корабл не в Кирканумми, а в Таллин, и,
слыша эти признания, офицеры притворялись глухими и немыми, а помощник
вдалбливал дату в память сослуживцев и отходил, очень довольный. Никто не
знал, зачем ему доносить на себя, но все понимали, что откровения эти - либо
от больного ума, либо от очень здорового.
Наконец помощник пришел к костру. Острое помешательство свое объяснил
хамством особиста, который собирает бумажки, вредящие Алныкину; помощник
отказывался подписывать одну из них, тогда ему пригрозили огласкою
самоволки, у особиста есть неопровержимое доказательство - справка из загса
с фамилиями свидетелей.
- Тоже мне скит нашел, - сказал он Алныкину. - Кончай эту бодягу. Ты
восстановлен в должности. Командир наш мудр, как змий.
"По неизвестной причине отсутствует один офицер - лейтенант Алныкин В. И." -
такой фразой в рапорте взбудоражил командир БК-133 штаб бригады шхерных
кораблей, а на указание, что "офицер" отстранен от должности, ответил грубо
и точно: с кораблем Алныкин не рассчитался, пистолета не сдал, а
предъявленная им расписка особого отдела - филькина грамота, листочек без
штампа и печати. Между тем фраза эта ввергла в панику Кирканумми, полагалось
немедленно укрепить госграницу, отсутствующий офицер всегда мыслился
перебегающим через контрольную полосу. Началось выяснение, и сразу же
обнаружилось, что приказа об отстранении никто не видел, всего лишь устное
распоряжение, сделанное под нажимом уполномоченного особого отдела и
отмененное, как только в Кирканумми улеглась паника.
Алныкин вернулся в каюту, но продолжал ходить по вечерам к дому. Два матроса
вызвались клеить ему обои, командир давал верные советы, офицеры обоих
дивизионов повадились таскать Алныкину хозяйственные предметы, однажды
прикатили детскую коляску, и все они - он чувствовал это - жалели его,
упорно не желающего понимать, что никакой семьи уже не будет, что начальство
(особист нашептал) никогда не позволит жене Алныкина приехать в этот дом и,