рыбы и умудрялись как-то сохранять бодрость и силы.
   Бэк очень скоро перестал привередничать, как когдато дома, на Юге.  У
него была привычка есть не спеша, разборчиво, но он скоро  заметил,  что
его товарищи, быстро покончив со своими порциями, таскали у него  недое-
денные куски. Уберечь свой паек ему не удавалось, - в то  время  как  он
сражался с двумя или тремя ворами, его рыба  исчезала  в  пасти  других.
Тогда он стал есть так же быстро, как они. Голод до такой степени  мучил
его, что он готов был унизиться до кражи. Он наблюдал,  как  это  делают
другие, и учился у них. Приметив, что Пайк,  один  из  новичков,  хитрый
притворщик и вор, ловко стащил ломтик грудинки у Перро, когда тот отвер-
нулся, Бэк на другой день проделал тот же маневр и, схватив  весь  кусок
грудинки, удрал Поднялась страшная суматоха, но он остался вне  подозре-
ний, а за его преступление наказали Даба, растяпу, который всегда  попа-
дался.
   Эта первая кража показала, что Бэк способен выжить и в суровых  усло-
виях Севера. Она свидетельствовала об его умении приспособляться к новой
обстановке Не будь у него такой способности, ему грозила бы скорая и му-
чительная смерть. Кроме того, кража была началом его морального падения.
Все его прежние нравственные понятия  рушились,  в  беспощадно  жестокой
борьбе за существование они были только лишней обузой. Они были  уместны
на Юге, где царил закон любви и дружбы, - там  следовало  уважать  чужую
собственность и щадить других. А здесь, на Севере, царил закон дубины  и
клыка, и только дурак стал бы здесь соблюдать честность, которая  мешает
жить и преуспевать.
   Конечно, Бэк не рассуждал так - он попросту инстинктивно приноровлял-
ся к новым условиям. Никогда в жизни он не  уклонялся  от  борьбы,  даже
когда силы были неравны. Однако палка человека в красном свитере  вколо-
тила ему более примитивные, но жизненно необходимые  правила  поведения.
Пока Бэк оставался цивилизованной собакой, он готов был умереть  во  имя
своих идей морального порядка - скажем, защищая хлыст для верховой езды,
принадлежащий судье Миллеру. Теперь же его готовность  пренебречь  этими
идеями и спасать собственную шкуру показывала,  что  он  возвращается  в
первобытное состояние. Воровал он не из любви к искусству,  а  подчинясь
настойчивым требованиям пустого желудка. Он грабил не открыто,  а  поти-
хоньку, со всякими предосторожностями, ибо уважал закон дубины и  клыка.
Словом, он делал все то, что делать было легче, чем не делать.
   Он развивался (или, вернее, дичал) очень быстро. Мускулы у него стали
крепкими, как железо, и он теперь был нечувствителен ко  всякой  обыкно-
венной боли. Он получал хорошую закалку, и внешнюю и внутреннюю. Есть он
мог всякую пищу, хотя бы самую противную и неудобоваримую. И желудок его
извлекал из съеденного все, что было в нем  питательного,  до  последней
крупицы, а кровь разносила переработанную пищу в самые отдаленные уголки
тела, вырабатывая из нее крепчайшую и прочнейшую ткань. У Бэка было пре-
восходное зрение и тонкое обоняние, а слух достиг такой остроты, что  он
даже во сне слышал самый тихий звук и распознавал, что этот звук  возве-
щает - спокойствие или опасность. Он научился выгрызать лед, намерзавший
у него между пальцами, и когда ему хотелось пить, а вода в водоеме  была
покрыта толстым слоем льда, он умел пробивать его своими сильными перед-
ними лапами. Но самой примечательной была способность Бэка чуять ветер -
он предугадывал его направление за целую ночь вперед. И в совершенно ти-