зайца, но не успел его схватить. Мигом вся свора кинулась  в  погоню  за
добычей. В ста ярдах от лагеря была станция северо-западной полиции, где
держали полсотни собак, и они все приняли участие в охоте. Заяц пробежал
по льду реки и, свернув на замерзший ручеек, мчался дальше, легко прыгая
по глубокому снегу, а собаки, более тяжелые, проваливались на каждом ша-
гу. Бэк бежал впереди всей своры из шестидесяти собак, огибая одну излу-
чину за другой, но догнать зайца не мог. Он распластался на бегу и  виз-
жал от вожделения. Его великолепное тело  в  мертвеннобелом  свете  луны
стремительно мелькало в воздухе. И, как белый призрак морозной ночи, за-
яц так же стремительно летел впереди.
   Те древние инстинкты, что в известную пору года гонят людей из шумных
городов в леса и поля убивать живых тварей свинцовыми  шариками,  теперь
проснулись в Бэке, и в нем эта кровожадность и радость умерщвления  были
бесконечно более естественны. Он мчался впереди всей своры в бешеной по-
гоне за добычей, за этим живым мясом, чтобы впиться в него зубами, убить
и в теплую кровь погрузить морду до самых глаз.
   Есть экстаз, знаменующий собою вершину жизни, высшее напряжение  жиз-
ненных сил. И парадоксально то, что экстаз этот  есть  полнота  ощущения
жизни и в то же время - полное забвение себя и всего окружающего.  Такой
самозабвенный восторг приходит к художникутворцу в часы вдохновения.  Он
охватывает воина на поле брани, и воин в упоении боя разит без пощады. В
таком именно экстазе Бэк во главе стаи, с древним победным  кличем  вол-
ков, гнался за добычей, мчавшейся впереди в лунном  свете.  Экстаз  этот
исходил из неведомых ему самому недр его существа, возвращая его в  глу-
бину времен. Жизнь кипела в нем, вставала бурным разливом, и каждый мус-
кул, каждая жилка играли, были в огне, и радость  жизни  претворялась  в
движение, в эту исступленную скачку под звездами по  мертвой,  застывшей
от холода земле.
   Шпиц, хладнокровный и расчетливый даже в моменты самого буйного азар-
та, отделился от стаи и побежал наперерез зайцу через узкую косу, вокруг
которой речка делала поворот. Бэк этого не заметил: он, огибая излучину,
видел только мелькавший впереди белый призрак зайца. Вдруг другой  белый
призрак, побольше первого, прыгнул с береговой кручи прямо на дорогу пе-
ред зайцем. Это был Шпиц. Заяц не мог повернуть назад. Шпиц еще на  лету
вонзил зубы ему в спину, и заяц крикнул, как кричит в муке человек.  Ус-
лышав этот вопль Жизни,  которая  в  разгаре  своем  попала  в  железные
объятия Смерти, вся свора, бежавшая за Бэком, дико взвыла от восторга.
   Молчал только Бэк. Не останавливаясь, он налетел  на  Шпица,  да  так
стремительно, что не успел схватить его за горло. Они  упали  и  покати-
лись, взметая снег. Шпиц первый вскочил на ноги - так быстро,  словно  и
не падал, - укусил Бэка за плечо и прыгнул в сторону. Челюсти его дважды
сомкнулись мертвой хваткой, как железные челюсти капкана,  он  отскочил,
чтобы лучше разбежаться для прыжка, и зарычал, вздернув верхнюю  губу  и
оскалив зубы.
   Бэк почувствовал, что настал решительный миг, что эта  схватка  будет
не на жизнь, а на смерть. Когда они, заложив назад уши, с рычанием  кру-
жили друг около друга, настороженно выжидая удобного момента для нападе-
ния, Бэку вдруг показалось, что все это ему знакомо, что  это  уже  было
когда-то: белый лес кругом, белая земля, и лунный свет, и упоение боя. В
белом безмолвии вокруг было что-то призрачное. Ни малейшего  движения  в