Были и другие неудобства, о которых я не  хотела говорить, но  к  слову
скажу. Мне повязывали салфетку и сажали за стол, как  даму. Правда, при этом
мне давали молоко и вкусное печенье с тмином, но достоинство мое страдало.
     Спать  мне полагалось у кроватки Мэри Руа, и я не могла уйти на любимое
кресло,  потому что  Мэри, если  меня не было,  страшно  плакала. Иногда она
плакала и  при мне, причитая: "Мама, мама!" --  слезала, брала меня к себе и
утыкалась лицом мне в бок так, что я  еле могла дышать.  Мы  очень не любим,
когда нас прижимают.
     Она плакала и говорила: "Томасина, Томасина, я тебя люблю, не уходи!.."
А я лизала ей  лицо,  слизывала  соленые  слезы,  пока она не  затихнет,  не
развеселится -- "Ой, Томасина, щекотно!" -- и не заснет.
     И я терпела. Будь  это  мальчик, я бы давно сбежала, благодарю покорно!
Сбежала бы в лес или нашла других хозяев.  Я о себе позаботиться могу -- вид
у меня изысканный, но я сильна, здорова и очень  вынослива.  Как-то  на меня
наехал юный велосипедист. Миссис Маккензи выскочила из дома,  жутко  голося.
Мэри Руа плакала целый час, а на  самом деле  мальчик упал и расшибся, я  же
отряхнулась и пошла, куда шла.
     Ну, а еще у  нас был сам хозяин, и я бы много  о нем порассказала, одно
другого хуже. Ветеринар не любил животных, вы только подумайте!  Чуть что --
усыпит, так о нем говорили.  Да, не хотела  бы я к нему попасть... Ко мне он
ревновал;  хуже того -- он не  замечал меня. Нос  в потолок, баки  распушит,
весь  пропах микстурами...  Уф-фу! Когда он приходил вечером домой и целовал
Мэри Руа, мне просто плохо  становилось (как вы помните, я  все время была у
нее на руках).
     Конечно, я  вредила ему,  как  могла:  умывалась перед ним,  ложилась в
кресло, путалась под  ногами, линяла на  его  лучший костюм, прыгала ему  на
колени, когда он садился почитать газету, и старалась пахнуть посильнее. При
Мэри Руа он не смел мне грубить и делал вид, что меня не замечает, -- просто
вставал, словно хочет взять трубку, и стряхивал меня с колен.
     Словом,  причины сбежать у меня были, но я  оставалась,  потому  что  я
полюбила Мэри Руа.
     Наверное, дело в том, что девочки  и кошки похожи. В девочках тоже есть
тайна, словно они что-то знают, да не скажут, и они склонны к созерцанию, и,
наконец, они иногда смотрят на взрослых как мы -- пристально и непонятно.
     Если вы жили  вместе с девочкой, вы сами знаете, как они уходят куда-то
в  свой мир, как  они упорны,  как свободолюбивы, как не  пронять их глупыми
запретами.  Те же черты раздражают взрослых и в нас. Ни девочку, ни кошку не
заставишь  что-то сделать против воли, тем более --  себя полюбить. Да, мы с
Мэри Руа во многом похожи...
     И вот, я ради нее делала странные вещи. Я терпела, что она таскала меня
в школу  и дети гладили меня и тискали, пока не прозвонит звонок,  а потом я
бежала домой по своим делам.
     А  когда она возвращалась, я ждала  ее у дверей, обернув  хвост  вокруг
задних лап. Конечно, так  мне  было удобнее  фыркать  на  гнусную  собачонку
нашего соседа, но сидела я ради Мэри  Руа. Люди  говорили, что  по мне можно
сверять часы.
     Нет, вы подумайте! Я, Томасина, ждала у дверей какую-то рыжую девчонку,
даже не особенно хорошенькую.
     Иногда  я думала,  нет ли  между нами какой-то еще неведомой мне связи.
Очень  уж мы  были нужны друг другу, когда садилось  солнце и одиночество  и