Пожалуйста, вылечите ее, чтобы она опять прыгала.
     Старая горечь накатывала иногда на Макдьюи, и он говорил и делал совсем
не  то,  что  хотел. Так  и  сейчас, он  как будто  услышал,  нагнувшись над
коробкой: "Лягушачий доктор. Вот кто ты, лягушачий доктор".
     И вся его злоба вернулась к нему. Будь на свете правда, эти люди и этот
мальчик  приходили бы к нему лечиться  и он боролся бы за их жизнь, он бы их
спасал.  Но  они  тащат  к нему этих  сопящих,  скулящих,  мяукающих тварей,
которых держат потому, что из лени или эгоизма не хотят завести ребенка.
     Больной терьер  был  совсем  рядом, и  Макдьюи с отвращением чувствовал
запах  духов,  которыми опрыскала его хозяйка. Из черного  облака  злобы  он
ответил Джорди:
     --  У  меня  нет времени  на глупости. Ты что,  не  видишь,  какая  тут
очередь? Швырни свою жабу в пруд. Пошел, пошел!
     В круглых черных глазах юного Макнэба появилось выражение, свойственное
детям, когда они разговаривают со взрослыми.
     -- Она больна, -- сказал он, -- ей плохо. Она же умрет!
     Макдьюи повернул его лицом к двери и хлопнул по спине.
     --  Иди,  иди, -- сказал  он немного приветливей. -- Отнеси ее,  откуда
взял. Природа за ней присмотрит. Заходите, миссис Сондерсон.

        2

     Если вас интересуют родословные, вы будете приятно поражены, узнав, что
я сродни Дженни Макмурр из Глазго3.
     По матери мы из Эдинбурга, где  мои предки  подвизались в университете,
причем  некоторые из них не только косвенно, но и  прямо послужили науке. По
отцу  мы из  Глазго.  Дженни -- моя  двоюродная бабушка.  Она  была истинная
красавица, в самом египетском стиле: головка  маленькая, усы  длинные, глаза
раскосые, уши круглые, небольшие и крепенькие. Считают, что я на нее похожа,
хотя  цвет  у нас разный.  Говорю  я об этом не из хвастовства:  просто  это
показывает, что  обе мы вправе  возвести свой род к тем дням,  когда у людей
хватало ума нам поклоняться.
     Сейчас поклоняются ложным богам, а тогда, в Египте, наших предков чтили
в  храмах, и  людям вроде бы это приносило больше счастья. Однако время  это
ушло,  и рассказать  я хочу  не  о  том. И все же,  когда  знаешь, что  тебе
поклонялись, как-нибудь это да скажется.
     Не буду вас томить: речь пойдет об убийстве.
     Такой истории вы еще не читали и не слышали: ведь убили-то меня.
     Зовут  меня Томасиной  из-за  обычной и нелепой  ошибки, которую  часто
совершают  люди, пытаясь угадать наш пол, когда мы совсем  юны. Меня назвали
Томасом, а потом одумались, и миссис Маккензи, наша служанка, переделала мое
имя  на женский лад. Было это еще  в Глазго, и Мэри Руа едва исполнилось два
года.
     Не пойму, как это люди так глупы и гадают, кто мы -- кот или кошка. Чем
гадать, посмотрели бы: у кошек эти штучки рядом, а  у котов -- подальше друг
от друга. Исключений нет, и от возраста это не зависит.
     Наш хозяин, Эндрью Макдьюи, мог  бы  сказать  сразу: он  же врач, но он
животных не  любит,  ему  до них нет дела,  и на меня он никогда не  обращал
внимания. И я на него не обращала, на что он мне?
     Мы  жили в большом мрачном доме, который мистер Макдьюи  унаследовал от