Я глядел на её лицо, готовое дрогнуть от раздражения, и стоял
смирно, думая: скажет "до свидания?" Она улыбнулась одними губами,
набросила на плечи полотенце и пошла к дому Надежды Гавриловны.
Ад с видом знающего, который не может не отозваться о
легкомыслии, объявил мне:
- Увидишь - "скорая" заберёт. Температура, наверно, уже.
Тут с нашего огорода меня углядела мать и с неизменным
подъёмом взялась вещать: какой я лентяй - ни полить грядки, ни
прополоть.
3.
Я возился на огороде, и дом Надежды Гавриловны почти
беспрерывно был в поле зрения. С малых лет я знал все подходы к
нему. У торца дома начиналась веранда с перилами, окрашенными
небесно-голубой краской. Веранда заворачивала и тянулась вдоль
задней стены. Снаружи к перилам подступал разросшийся крыжовник.
Мальчишками мы безустально следили: что будет? - когда у
Надежды Гавриловны останавливалась парочка или молодая курортница,
у которой, как правило, в первый же день появлялся поклонник, будь
употреблено это слово вместо общепринятого, предельно
прямолинейного.
Лишь только от деревьев и забора протягивались ночные тени, мы
пролезали на участок. Если поселилась парочка - следовало с
осторожностью, однако, и не мешкая, пробраться к веранде. На неё
выходили задняя дверь и окно комнаты, которая сдавалась приезжим.
Окно, по летней духоте, было распахнуто настежь, разве что
натянута марля от комаров. В боязливом оцепенении мы внимали тому,
что делала парочка...
Одиноких курортниц Надежда Гавриловна предупреждала: "После
семи вечера будьте добры никого не пускать в дом!" Внимательные
могли заметить, что "в дом" она произносила с особенным
выражением. "Остальное меня не касается, - поясняла хозяйка и
выводила квартирантку на веранду, которую принималась оглядывать,
будто удостоверяясь: всё ли здесь на месте. Взгляд задерживался на
раскладушке, что в сложенном виде была прислонена к стене. - Ну
вот, - вносила окончательную ясность Надежда Гавриловна, - чтобы
после семи - не в доме".
Курортница и её поклонник встречали ночь, сидя снаружи: на
веранде у торца дома, где стояли стол, стулья. Овевая пару уютом,
под навесом горела лампа в абажуре. Её несильный свет зажигал
искорки в вине, когда оно журчало в стаканы, и подчёркивал темноту
вокруг, дотягиваясь до травы за перилами. Двое, беседуя, замолкая,
казались с расстояния всё более тихими, близкими друг другу в
полном значения единодушии. Потом они вставали, чтобы удалиться
"за дом", - на тёмную часть веранды. Зовом к жгуче щекотливой
сопричастности долетал звук раскладушки, которую приводят в нужное
положение. Нам оставалось прокинуться в кусты у перил...