изогнулись, разорвались под напором чего-то древнего, недосказанного.
Обыденная реальность разошлась по швам. Туман ежедневных проблем взрезал и
разогнал остроклювый парусный корабль, выпавший из неведомых времен и
величаво входящий в современную гавань под молчаливое удивление внезапно
смолкших грузчиков и моряков. Потом корабль обернулся углом дома,
накрывшего своей тенью уже чуть ли не половину парка.
-- Мама, -- сказала птичка взволнованным голосом, вытолкнув
невидимую пробку, закупорившую тонкое горлышко, где метались сотни
неотложных вопросов. -- Его гнездо, -- молниеносный взгляд ткнул в нависшую
над сквером коробку, огладил покатую крышу и пробежался по клавишам лепных
карнизов, -- вот в этом самом доме, правда?
Удивленные мамины глаза наполнялись уважением:
-- Ты догадалась? Как?
-- Да это же совершенно неважно, мама! -- воскликнула Маруша. -- А
можно... А можно мне взглянуть на Серебряного Птенца? Ну хоть разочек?
2
На потемневших от времени балках крепились мятые листы жести.
Выкрашенные в яркий голубой цвет снаружи, здесь они являли себя серыми и
угрюмыми с рыжими морщинами и бурыми язвами ржавчины. Солнце осталось
снаружи. Полотно крыши жестко отделило весь внешний мир. Оно же служило и
защитой от нескромных взглядов и неугомонных порывов ветра, смущавшегося
среди деревьев, но яростно бушевавшего, лишь только он чувствовал простор.
Лето сюда не заглядывало. Здесь вечно пахло сырым деревом и плесенью. Но
гнездышко покоилось на золотистом сухом песке без единого камешка. Венок,
свитый из сухих трав, благоухал ароматом далекого поля.
Возле гнезда суетились две галки-няньки. На обломке белого кирпича
томно склонил голову красавец-щегол, всем видом показывавший свое
исключительное положение. Хотя даже желторотому птенчику было ясно, что
щегла допустили на чердак лишь затем, чтобы он по первому приказанию
доставлял сюда червяков. В отдалении важно расхаживал почтенный ворон,
оставивший по особому случаю загадочный Пятый Переулок, куда простые птицы
не допускались, а птицы верхнего уровня залетали чрезвычайно редко. Тут же
сновал чиж с нахальным бульдожьим взглядом, изображавший телохранителя то
ли ворона, то ли Серебряного Птенца. Он то и дело расправлял свои узкие
серповидные крылья. Однако, судя по тому, что его лапы уже не раз были
отдавлены сновавшими вокруг синицами, в свою роль искренне верил только он
сам. Синицы же обращали внимание лишь на рассыпанное по чердаку просо. В
щели завистливо пялились воробьи, которым вход сюда был категорически
воспрещен.
Марушу никто не заметил. Няньки оживленно спорили.
-- Всего две недели! -- тараторила первая. -- Две недели, и от яиц
одни скорлупки.
-- Это у голубей-то? -- верещала вторая. -- Да они за месяц
едва-едва управляются.
-- Много ты видела голубей, -- фыркала первая.