Борис Васильев.
    Не стреляйте в белых лебедей


 Изд: "А зори здесь тихие;Не стреляйте в белых лебедей;В списках не значился",
 М., "Правда", 1978
 OCR: Александр Белоусенко


От автора


     Когда  я  вхожу  в лес, я  слышу  Егорову  жизнь.  В хлопотливом лепете
осинников, в сосновых вздохах, в тяжелом взмахе еловых лап. И я ищу Егора.
     Я нахожу его  в июньском  краснолесье  -- неутомимого  и неунывающего. Я
встречаю  его в осенней мокряди -- серьезного  и взъерошенного. Я  жду  его в
морозной тишине -- задумчивого и  светлого. Я  вижу его в весеннем цветении --
терпеливого и нетерпеливого  одновременно. И всегда поражаюсь,  каким же  он
был разным -- разным для людей и разным для себя.
     И разной была его жизнь -- жизнь для себя и жизнь для людей.
     А может быть, все жизни разные?  Разные  для себя и разные  для  людей?
Только  всегда ли  есть сумма в этих  разностях?  Представляясь или  являясь
разными, всегда ли мы едины в своем существе?
     Егор  был единым, потому что всегда оставался самим собой. Он не умел и
не  пытался казаться иным -- ни лучше, ни хуже. И поступал не по соображениям
ума, не с прицелом, не для одобрения свыше, а так, как велела совесть.

1

     Егора  Полушкина в поселке звали бедоносцем. Когда утерялись первые две
буквы,  этого  уже  никто не  помнил, и  даже  собственная жена,  обалдев от
хронического невезения, исступленно кричала въедливым, как  комариный  звон,
голосом:
     --  Нелюдь  заморская заклятье мое  сиротское  господи спаси  и  помилуй
бедоносец чертов...
     Кричала она на одной ноте, пока  хватало воздуха,  и, знаков препинания
не  употребляла. Егор горестно вздыхал, а  десятилетний Колька, обижаясь  за
отца,  плакал где-то  за  сараюшкой. И еще потому он плакал, что  уже  тогда
понимал, как мать права.
     А  Егор от криков и ругани всегда  чувствовал себя виноватым. Виноватым
не по разуму, а по совести. И потому не спорил, а только казнился.
     --  У людей мужики так уж добытчики так  уж дом у них чаша полная так уж
жены у них как лебедушки!..
     Харитина  Полушкина была родом из Заонежья и с ругани легко  переходила
на  причитания.  Она  считала себя обиженной  со дня  рождения,  получив  от
пьяного попа  совершенно  уже невозможное  имя,  которое  ласковые соседушки
сократили до первых двух слогов:
     -- Харя-то наша опять кормильца своего критикует.
     А еще  то ей  было  обидно, что  родная  сестра (ну, кадушка  кадушкой,
ей-богу!),  так  родная сестра  Марья  белорыбицей  по поселку плавала, губы