поджимала и глаза закатывала:
-- Не повезло Тине с мужиком. Ах, не повезло, ах!..
Это при ней -- Тина и губки гузкой. А без нее -- Харя и рот до ушей. А
ведь сама же в поселок их сманила. Дом заставила продать, сюда перебраться,
от людей насмешки терпеть:
-- Тут, Тина, культура. Кино показывают.
Кино показывали, но Харитина в клуб не ходила. Хозяйство хворобное, муж
в дурачках, и надеть почти что нечего. В одном платьишке каждый день на
людях маячить -- примелькаешься. А у Марьины (она, стало быть, Харя, а
сестрица-Марьица, вот так-то!), так у Марьицы платьев шерстяных -- пять штук,
костюмов суконных- два да костюмов джерсовых -- три целых. Есть в чем на
культуру поглядеть, есть в чем себя показать, есть что в ларь положить.
А причина у Харитины одна: Егор Савельич, муж дорогой. Супруг законный,
хоть и невенчанный. Отец сыночка единственного. Кормилец и добытчик, козел
его забодай.
Между прочим, друг-приятель приличного человека Федора Ипатовича
Бурьянова, Марьиного мужа. Через два проулка -- дом собственный, пятистенный.
Из клейменых бревен: одно в одно, без сучка, без задоринки. Крыша цинковая:
блестит -- что новое ведро. Во дворе -- два кабанчика, овец шесть штук да
корова Зорька. Удоистая корова -- в дому круглый год масленица. Да еще петух
на коньке крыши, как живой. К нему всех командировочных водили:
-- Чудо местного народного умельца. Одним топором, представьте себе.
Одним топором сработано, как в старину.
Ну, правда, чудо это к Федору Ипатовичу отношения не имело: только
размещалось на его доме. А сделал петуха Егор Полушкин. На забавы у него
времени хватало, а вот как бы для дельного чего...
Вздыхала Харитина. Ох, не доглядела за ней матушка-покойница, ох, не
уходил ее вожжами отец-батюшка! Тогда б, глядишь, не за Егора бы выскочила,
а за Федора. Царицей бы жила.
Федор Бурьянов сюда за рублем приехал тогда еще, когда здесь леса
шумели -- краю не видать. В ту пору нужда была, и валили этот лес со смаком,
с грохотом, с прогрессивкой.
Поселок построили, электричество провели, водопровод наладили. А как
ветку от железной дороги дотянули, так и лес кругом кончился. Бытие, так
сказать, на данном этапе обогнало чье-то сознание, породив комфортабельный,
но никому уже не нужный поселок среди чахлых остатков некогда звонкого
краснолесья. Последний массив вокруг Черного озера областные организации и
власти с превеликим трудом сумели объявить водоохранным, и работа заглохла.
А поскольку перевалочная база с лесопилкой, построенной по последнему слову
техники, при поселке уже существовала, то лес сюда стали теперь возить
специально. Возили, сгружали, пилили и снова грузили, и вчерашние лесорубы
заделались грузчиками, такелажниками и рабочими при лесопилке.
А вот Федор Ипатович за год вперед все в точности Марьице предсказал:
-- Хана прогрессивкам, Марья: валить вскорости нечего будет. Надо бы
подыскать чего поспособнее, пока еще пилы в ушах журчат.
И подыскал: лесником в последнем охранном массиве при Черном озере.
Покосы бесплатно, рыбы навалом, и дрова задарма. Вот тогда-то он себе
пятистенок и отгрохал, и добра понапас, и хозяйство развел, и хозяйку одел --
любо-дорого. Одно слово: голова. Хозяин.
И держал себя в соответствии: не елозил, не шебаршился. И рублю и слову