невенчанная. Кроме того, ее брат был местным  фотографом,  а  эта  профессия
тогда считалась "недостаточно корректной". Поэтому жена Дуплицкого  не  была
принята в асхабадском "обществе",  и  вместе  они  не  могли  появляться  на
официальных приемах, что было типично для местных нравов тех лет.
   Колоритной фигурой в Асхабаде был довольно известный  тогда  журналист  и
писатель Юрий Кази-бек, публиковавший живые, бойкие, злободневные  фельетоны
под псевдонимом "Ивернели".
   Им написано много очерков и рассказов из жизни народов Северного  Кавказа
и Средней Азии, напечатанных в журналах "Нива",  "Природа  и  люди",  других
периодических изданиях. Кази-бек был его  псевдоним,  под  которым  он  жил,
скрывая настоящую фамилию.
   Кази-бек всегда ходил в черкеске с газырями и большим кинжалом  у  пояса,
носил дымчатое пенсне, скрывавшее за стеклами его беспокойный взгляд.  Много
испытавший, необычайно остроумный, он  неожиданно  исчез  из  Асхабада,  как
говорили,  потому,   что   им   заинтересовалась   полиция.   Позднее,   мне
рассказывали, Кази-бек оказался в Персии.
   Там он пришел к губернатору города  Мешхеда   и заявил, что он русский, хочет служить  на  персидской  службе  и
принять  мусульманство.  Персы  восхитились,  узнав,  что  наконец   нашелся
"русский писатель, пожелавший стать  верным  слугой  шаха  персидского".  Но
когда потребовалось совершить обряд обрезания и  старые  ишаны  готовы  были
приступить к этой священной для мусульман процедуре, Кази-бека  нигде  найти
не смогли.
   Оказалось, что  Кази-бек  рассчитывал  обойтись  без  этой  процедуры  по
простой причине - она ему была не нужна; когда ишаны узнали, что Кази-бек  -
ягуди (еврей), то заявили, что он, обманув их, тем самым совершил величайшее
святотатство, проникнув в запретную зону древнего, священного для  мусульман
города. За Кази-беком погналась толпа фанатичных персов,  и  дальнейшая  его
судьба осталась неизвестной...
   Если  учесть,  что  в  ту  пору  среди  государств  Средней  Азии   евреи
повсеместно жили в крайне  униженном  положении  (они  не  смели  ездить  на
лошади,  в  знак  своего  рабского  состояния   должны   были   опоясываться
веревками),  становится  понятной  отчаянная  дерзость  Кази-бека  и  ярость
ишанов.

5. КАПИТАН ЙОМУДСКИЙ И МЕРГЕН-АГА

   Интересное знакомство было у меня с большим знатоком Туркмении  капитаном
Н. Йомудским, рассказывавшим о своих предках, туркменских  вождях  и  ханах,
автором нескольких изданных на русском языке  книг  о  прошлом  туркменского
народа. Йомудский не мог смириться с приниженным положением своей  родины  и
мечтал о том времени, когда Туркмения расцветет, станет свободной.
   У него были свои причудливые фантазии. Как-то в совместной поездке верхом
Йомудский вывел меня на вершину отрога  огромной  скалы,  возвышавшейся  над
песками, откуда открывался далекий вид в глубь пустыни, и  сказал,  что  "из
этой скалы нужно высечь фигуру  наподобие  египетского  сфинкса,  лежащую  и
приподымающуюся.  Она  будет   символизировать   спящую   и   пробуждающуюся
Туркмению, глядящую на запад...".
   Конечно, капитан хан Йомудский представлял себе Туркмению свободной  лишь
в  привычных  ему  патриархальных  общественных  формах,  ему  не  могло   и
присниться, чем стала его родина через два-три десятилетия.