жизнью!"
     Василий Иванович крякнул,  подавив невольный вздох.  Он решил не думать
об  этих  вещах,  но  какое-то  досадливое,  обидное  чувство  одиночества и
сиротливости совершенно незаметно подобралось к  его сердцу,  застав Василия
Ивановича  врасплох  -   не  занятого  службой,  не  увлеченного  служебными
мечтаниями.  И - что было уж совсем странно и неожиданно - вся его служебная
деятельность,  все то,  из-за чего он волновался, на что тратил столько сил,
уходило куда-то  вдаль,  и,  казалось,  теряло все  свое  прежнее значение и
прежнюю прелесть.
     Совсем другие мысли,  другие воспоминания,  не  имеющие ничего общего с
"чистотой и  порядком",  к  крайнему изумлению Василия Ивановича,  назойливо
лезли  в  голову,  и  из-за  густых  клубов дыма,  медленно расходившегося в
воздухе,  выглядывала пара  бойких  глаз  миловидного женского личика,  и  в
воображении рисовались,  точно дразнили,  заманчивые картины,  полные тихого
счастия и радостной личной жизни.


        "VII"

     И  он писал бы теперь письма,  нетерпеливо ожидая возвращения в Россию,
если бы жизнь побаловала его женскою привязанностью...  А ее-то и не было до
сих  пор,  несмотря  на  его  старания завоевать женское  сердце.  Почему?..
Кажется,  он мужчина ничего себе,  человек нелегкомысленный, привязчивый, не
злой,  ну,  и  в  некотором роде с положением,  -  и все-таки счастье ему не
давалось.
     Так думал,  не без горького чувства,  Василий Иванович,  вспоминая свой
последний неудачный кронштадтский "роман".  И,  как  нарочно,  все  малейшие
подробности того дня,  в  который он решился сделать предложение,  оживали в
его памяти, точно все это было не три года тому назад, а вчера...
     С  каким страхом и волнением остановился он в то памятное весеннее утро
перед этим маленьким домиком в  Галкиной улице,  куда он  так часто ходил по
вечерам  сыграть  в   пикет  с   господином  Купоросовым,   старым  вдовцом,
инженер-механиком,  и  поболтать после пикета с  Сонечкой,  его единственной
дочкой.  Он  два  года ходил в  этот дом,  привязываясь все более и  более к
молодой девушке, и, наконец, решился объясниться. Как нерешительно он дернул
звонок,  простояв несколько минут в раздумье у крыльца!..  Ему отворил двери
сам господин Купоросов,  худенький, сухонький, бравый и подвижной старик лет
пятидесяти  с   хвостиком,   и  удивленно  взглянул  на  Василия  Ивановича,
явившегося в  будни в неурочный час,  вдобавок в вицмундире и в расстроенных
чувствах,  словно после только что  полученного "разноса" от  начальства.  А
Василий Иванович пуще сконфузился от этого удивленного взгляда, объявил, что
зашел по  пути,  собираясь сделать кое-кому  визиты,  и  после четверти часа
неклеившегося разговора о  морских  новостях и  назначениях,  о  которых еще
вчера  вечером  сообщал господину Купоросову,  неожиданно выпалил,  пыхтя  и
отдуваясь, что пришел просить руки его дочери.
     Старый механик тогда понял,  почему Василий Иванович в вицмундире, и не
удивился предложению.  Он  крепко пожал  руку  претенденту,  поблагодарил за
честь,  сказав, что был бы рад такому зятю, и вышел, весело проговорив своим
приветливым баском:  "Сейчас пошлю к  вам  Сонечку.  Дай  вам  бог попутного
ветра!"