В машине оба молчали. Через несколько минут Доналд услышит голоса Милдред и детей. Естественно, он собирается с мыслями, как верующий перед исповедью.
     Еще один поворот, и дорога углубляется во владения Норы. Два столба, белый, всегда открытый шлагбаум, низкий барьер из рельсов - преграда для скота. Вверху щит с надписью золотыми буквами: "Ранчо М-М".
     Всюду полная тишина, если не считать хлюпанья, с которым шины разбрызгивают лужи. Вопреки всем ожиданиям, первым заговорил Доналд. С таким видом, словно даже в такую минуту ему крайне важно получить ответ на свой вопрос, он осведомился:
     - Это все Норино?
     И как бы уточняя смысл сказанного, сперва посмотрел на щит, потом обвел глазами поля и горы вокруг.
     - Да, Норино.
     - От первого мужа?
     Вместо ответа Пи-Эм лишь пожал плечами, и Доналд замолчал. Чуть позже оба вошли в пустой дом, запах и атмосфера которого полностью изменились за одни сутки потопа даже, так сказать, на вкус. Комнаты пропитались непривычной холодной сыростью. Со стен веранды капала вода, и по полу бежали ручейки. Подушки садовых кресел насквозь промокли.
     Телефон стоял в гостиной, на самом виду, но кроме него были и другие аппараты: в спальнях у Норы и у Пи-Эм и еще один, на кухне.
     - Позвонишь отсюда?
     - Мне все равно.
     - Предупреждаю: телефонистки, особенно в воскресенье к вечеру, когда у них мало работы, проявляют порой излишнее любопытство и слушают разговоры.
     - Мне все равно.
     - А мне нет, - парировал Пи-Эм. - Моя ногалесская контора - в двух шагах от "Белл-телефон". И потом, я-то останусь здесь, понятно?
     С почти оскорбительным недоумением Доналд проронил:
     - Я не собираюсь упоминать о тебе.
     - Давай я вызову. Дело привычное.
     - Минутку.
     Уже довольно давно, почти с самого выезда от Нолендов, Пи-Эм чувствовал, что Доналд собирается принять какое-то решение; сейчас тот без колебаний направился к шкафу с напитками. Открыл его, как у себя дома, взял первую попавшуюся бутылку виски, посмотрел на брата.
     Взгляд был твердый и недвусмысленный. Он означал;
     "Можешь делать что угодно - я все равно выпью".
     Доналд уже поднес горлышко ко рту, но спохватился.
     Он же знает, где взять стаканы: сам утром мыл посуду вместе с Норой.
     Он налил себе порцию, которая в любом баре сошла бы за двойной бурбон, проглотил ее почти залпом, скривился от отвращения.
     - Теперь вызывай. Один-ноль-три.
     В комнате царила серая полумгла, похожая на сумерки: краски потускнели, даже мебель утратила свой блеск и не отсвечивала.
     - Алло!.. Ногалес?.. Говорит номер пять, Тумакакори... Добрый вечер, мисс. Дайте Сонору, Ногалес, один-ноль-три.
     Доналд стоял рядом, неподвижный, но - это угадывалось - такой напряженный, что Пи-Эм в конце концов тоже занервничал. А ведь ничего особенного не происходит.
     Милдред позовут к телефону. С ней будет говорить муж...
     - Алло.
     Человек на проводе изъяснялся по-испански. Как все в долине, Пи-Эм со временем более или менее овладел этим языком.
     - Попросите, пожалуйста, американку, которая у вас остановилась.
     Пи-Эм поежился при мысли, что номер, возможно, не тот и дозвониться до Милдред не удастся. Доналд по-прежнему стоял рядом, прямой и застывший, но по коже у него бегали мурашки, словно он уже ощущал приближение Милдред. Как только в трубке раздался другой голос, он потянулся к ней, и Пи-Эм отдал ее.
     - Это ты?
     На другом конце провода прозвучали, видимо, те же слова, и наступило молчание, долгое молчание. Пи-Эм, стараясь ступать потише, отошел в сторону, для очистки совести спросил:
     - Может, мне выйти?
     В ответ Доналд только равнодушно пожал плечами.
     Он по-прежнему стоял у столика, и провод свисал у него из руки.
     - Ну как ты?
     Глазами он искал опустевший стакан: его наверняка подмывало попросить брата подлить туда виски.
     - Дети?.. Нет. Попозже... Погоди... Говори первая...
     Доналд ухитрился, не кладя трубки, которую прижал Щекой к плечу, раскурить сигарету. Он не перебивал жену, а та, без сомнения, захлебывалась словами, силясь поскорее все высказать, выразить, объяснить.
     Это тянулось долго, и за все время Доналд ни разу не разжал зубы, ни разу не повернул голову к брату. Когда наконец пришел его черед, он отчеканил - и чувствовалось, что каждое слово взвешено им заранее:
     - Слушай. Ты знаешь, где я и у кого...
     Что там еще вставила Милдред? Он сухо возразил:
     - Ему придется это сделать. Но сейчас переправиться через реку, кажется, в самом деле невозможно. Я-то как-нибудь перебрался бы, но он понадобится мне и на другом берегу. Это может затянуться на несколько дней.
     Погоди! Насчет тебя и детей я все устрою. Скажи только фамилию твоей хозяйки... Как? Эспиноса?..
     Глазами он попросил Пи-Эм - вернее приказал - взять карандаш и повторил:
     - Да, да, Эспиноса... Улица Витторио дель Сарто...