в марте 1947 г. сессии Совета министров иностранных дел, куда должен был
приехать министр иностранных дел Англии Бевин, который в переговорах мог
высказать соображения и по вопросу англо-советской торговли, а их следовало
учесть при ответе Криппсу.
Случилось так, что до беседы с Бевином, министр лесной промышленности
Орлов в разговоре со Сталиным сказал, что может дать стране много валюты,
столь необходимой тогда, при условии механизации лесозаготовок. Для этого
нужно проложить к лесосекам железные дороги, купив за границей узкоколейные
рельсы и паровозы. В результате мы сможем заготовить и вывезти большое
количество лесоматериалов и получить за них валюту. Сталину эта идея
понравилась.
Затею с рельсами и паровозами я с самого начала считал несерьезной, так
как, чтобы проложить железнодорожную колею, нужно строить насыпь, ровнять
местность и т.д. Лесозаготовки осуществлялись в отдаленных, малонаселенных,
труднодоступных местах и, кроме того, у нас просто не было для этого
средств. Тогда, после разрушительной войны, мы были еще очень бедны.
Я сказал Сталину, что в принципе идея правильная, но Орлов не учитывает
всех трудностей и больших капиталовложений, необходимых для постройки
железных дорог в лесных и болотистых местах. Однако Сталин поверил в
реальность предложения Орлова. Продолжать с ним спор было бесполезно. Когда
он 24 марта 1947 г. встретился с Бевином, то сказал ему, что мы готовы
поставлять Великобритании лесоматериалы, а от нее хотим получить
оборудование для лесной промышленности, а также узкоколейные железнодорожные
рельсы и паровозы.
На следующий день после беседы Сталина с Бевином, 25 марта 1947 г., посол
Великобритании Петерсон написал мне, что "Бевин весьма желает, чтобы вопрос
об англо-советской торговле был обсужден между нашими обоими правительствами
с возможно наименьшей задержкой".
Обсудив вопрос со Сталиным, я сообщил Петерсону, что, "придерживаясь этой
точки зрения, Министерство внешней торговли СССР согласно начать
переговоры".
У меня была практика: перед началом любых переговоров созывать совещание
с 5-6, а иногда и с 10-12 знающими вопрос работниками, чтобы посоветоваться
с ними и уже после этого окончательно определить тактику поведения на
предстоящих переговорах. На одном из таких совещаний работники НИИ
конъюнктуры МВТ Солодкин и Май на мой вопрос, есть ли возможность снизить
наши платежи, сказали, что Англия снизила французам платежи по военному
кредиту с 3% до 0,5% годовых. Что, если бы и нам поставить англичанам такие
условия? Для меня это было совершенно неожиданным: я не знал об этом
прецеденте. Когда я услышал эту мысль, то сразу понял ее возможности и был
очень обрадован. Даже переспросил, правильно ли их понял. Они все
подтвердили. У меня сразу возникла мысль, что, если исходить из того, что во
Второй мировой войне мы пострадали и сыграли роль в победе неизмеримо больше
французов, такое наше предложение было бы справедливым и заслуживало бы
самого серьезного внимания.
Я сразу же доложил об этом Сталину в присутствии узкого состава
Политбюро. Сталин к моему сообщению отнесся скептически. "Мы сами подписали
с англичанами соглашение о 3% годовых, - сказал он. - Как можно от этого
отказаться? Ничего у тебя из этого не выйдет. Даже не следует ставить этого
вопроса". Я продолжал настаивать. Сталин не отступил от своего мнения. Тогда