29 сентября командующий Тихоокеанским флотом адмирал Юмашев передал мне
телеграмму Сталина. В этой телеграмме говорилось: "СНК СССР постановляет:
принять предложения, внесенные Микояном по вопросам лесной, бумажной и
угольной промышленности на Сахалине".
На окраине Тайохары имелись питомники, где разводились черно-бурые лисы.
Меня это дело интересовало, потому что, будучи наркомом внешней торговли, я
много занимался пушным делом. Причем, как ни странно, не только продажей
пушнины, но и производством ее, ибо тогда в состав наркомата входили все
зверосовхозы и каракулеводческие совхозы страны.
Это получилось таким образом. Во время заседаний Политбюро я не раз
жаловался, что пушное хозяйство, которое является большим источником валюты,
поставлено у нас слабо, плохо развивается и каракулеводство. Однажды, когда
во время заседания Политбюро я в очередной раз пожаловался на все эти
обстоятельства, Сталин сказал: "Сколько директив писали, а дело не идет.
Возьми все это хозяйство себе в наркомат, сам будешь за него отвечать. И не
на кого будет тебе жаловаться!" Я ему говорил, что совершенно это дело ко
мне и Внешторгу не имеет отношения, что Внешторг только продает каракуль,
аппарат его никакого отношения к совхозам не может иметь. Но он настоял,
говоря: "Аппарат не имеет отношения, но ты найдешь людей, ты умеешь такие
работы выполнять". Поскольку такое решение было записано, надо было его
выполнять. Собрал каракулеводов и расспросил их, что им мешает в работе,
причем выслушал не только ученых, но и практиков вплоть до чабанов. Мы
создали свой научно-исследовательский институт каракулеводства, который
выводил породы, соответствующие требованиям внешнего рынка. И надо сказать,
до 1949 г., пока я был наркомом, я этим делом занимался, и с большими
результатами. Даже в войну эти совхозы продолжали развиваться, увеличивали
поголовье. Конечно, эти совхозы были прибыльными, кадры в них устойчивыми. Я
не давал местным органам менять кадры часто или устраивать "своих людей" в
эти совхозы. И зверосовхозы стали большой отраслью хозяйства.
Поэтому я с интересом ознакомился с организацией пушных питомников на
Южном Сахалине. В общем, они были похожи на наши, только меньше размером.
Вместе со мной на Южный Сахалин приехал нарком рыбной промышленности
Ишков, прекрасный знаток своего дела, самородок, настоящий талант. На
западном берегу мы осмотрели рыболовецкие промыслы. Они произвели тяжелое
впечатление. Здесь были большие уловы сельди и японцы половину и даже больше
пускали на удобрение. Нам сказали, что в 1945 г. из 1150 ц выловленной
сельди 59% пошло на удобрение. Я был поражен этим: сельдь, которую так любит
наш народ и которая так хороша с картофелем, - на удобрение! Мы сразу
приняли решение строить чаны для обычного посола сельди по астраханскому
методу. Чанов мы могли построить достаточно. Подсчитали, что сможем засолить
таким методом не менее 1 млн ц в живом весе.
К моменту нашего приезда на Сахалин туда уже прибыло руководство вновь
организованной рыбопромышленности Южносахалинского треста - 103 человека.
Была установлена связь с местами, укомплектовывали местный аппарат
советскими работниками, использовав и аппарат промышленных компаний.
Поскольку работники этих компаний и сами рыбаки охотно шли на возобновление
работы, рыбная промышленность быстро восстанавливалась. Принимались меры для
улучшения санитарного состояния и повышения качества продукции.
Так день за днем я посылал Сталину телеграммы. 26 сентября я получил от
Сталина сообщение, что все мои телеграммы получены и что "соответствующие