сознательному атеизму.
   На формирование моего сознания, несомненно, оказала влияние та социальная
среда, из которой я вышел. Наша деревня расположена  в  двух  километрах  от
существующего  Алавердского   медно-химического   комбината   -   старейшего
предприятия  среди  ныне  действующих  медеплавильных  и   медеэлектролитных
заводов страны. В 1970 г. ему исполнилось 200 лет.
   В 1801 г. район этого  завода  перешел  из  подчинения  Персии  в  состав
России.  Тогда  же  с  Урала  туда  прибыли  специалисты,   которые   взамен
"азиатского способа" выплавки меди внедрили свой, более передовой  метод.  В
1888 г. завод с рудником  был  отдан  в  концессию  французской  акционерной
компании. Он производил 3800 т меди в год, что составляло 1/4 часть выплавки
меди всей России.
   Отец мой работал на этом  заводе  плотником,  а  старший  брат  Ерванд  -
молотобойцем. Одно время наша семья жила  в  бараке  на  территории  завода,
занимая одну комнату. В  других  комнатах  барака  на  нарах  спало  по  5-6
человек. Еще ребенком  я  видел,  как  плохо  жили  рабочие  завода,  какими
измученными возвращались они домой после непосильного  12-часового  рабочего
дня. Я не могу забыть и того, как мой старший брат поднимался на крутую гору
в деревню после работы. Обессиленный,  буквально  валился  на  койку,  чтобы
отдышаться. А с рассветом он был снова на ногах и шел на работу.
   На заводе, в невероятно  трудных  условиях,  работало  около  трех  тысяч
человек, в  том  числе  около  тысячи  иностранных  рабочих  -  выходцев  из
Северного Ирана, которых использовали на самой черной работе. Шахтерами, как
правило, работали греки, жившие вблизи от шахты в  деревне.  Состав  рабочих
был многонациональный. Но никаких межнациональных распрей не было. Рабочие в
подавляющем большинстве своем были безграмотными.
   Контрастом  нищенскому  существованию  рабочих   была   роскошная   жизнь
представителей высшей администрации. Они занимали хорошие дома с  теннисными
кортами (тогда я и увидел их впервые). Жены инженеров разъезжали в  костюмах
амазонок на прекрасных лошадях. Инженеры и  высшая  администрация  завода  -
человек пятнадцать -  были  французы.  Конторскими  служащими  были  армяне,
русские и другие.
   Обо всем, что я  видел,  я  рассказывал  товарищам  по  семинарии.  Искал
объяснения существующему и в книгах, особенно по революционной истории.
   Как-то я увидел у одноклассника одну из книг многотомной  "Истории  Рима"
Моммзена и заинтересовался ею  и  трудами  по  истории.  Книга  Жана  Жореса
"История Великой  Французской  революции"  захватила  меня.  Я  выписывал  в
отдельную тетрадку все важнейшие факты, даты, по нескольку  раз  перечитывал
эти свои записи и в конце концов запомнил их наизусть. Французская революция
оставила в моем сознании неизгладимый след острыми событиями и в особенности
яркими фигурами своих вдохновителей и вождей - Марата, Дантона, Робеспьера и
других. Я буквально ими бредил.
   Позднее ко мне попал первый том сочинений Д.И.Писарева.  После  этого  я,
что называется, залпом прочел все четыре тома его сочинений. В  формировании
моего мировоззрения Писарев сыграл большую роль. Я почувствовал, как  многое
для меня прояснилось; я как бы очистился  от  многих  старых  предрассудков.
Появилась  большая  уверенность  в  себе,   стало   вырабатываться   чувство
критического подхода ко  многим  явлениям  действительности.  Одним  словом,
Д.И.Писарев   заставил   меня   повзрослеть.    Книги    В.Г.Белинского    и
Н.А.Добролюбова возбудили огромный интерес к русской классической литературе