А она на верёвочке и повела за собой. Поводила по бане, поводила - и  давай
мучить. Схватить её, подломить - а, нет! "Не обжулишь", - думает. Мычит, стонет,
а руки  за спиной  удерживает.  "Вот она,  боль-то какая  имелась  в виду  -  но
стерплю до конца,  сам не  прикоснусь. Вправду  будешь моя  совсем. Наплюёшь  на
персиянина".
     И   наступала   же   она   на   него, напирала! Петельку распустила, льнёт;
ухватистость   плотна,   наделась   звёздочка   месяцу  на рог. Аверьян тыквушки
ладонями приголубил, поддерживает; они откачнутся да наедут елком на  оглобельку
- размахались! Разгон чаще - патока слаще. Этак тешатся-стоят, гололобого  доят.
Гость из избёнки - избёнка за ним, он в обратную - стенки гнёт.
     От гостеприимства Аверьян  рыком рычит,  а уж она!..  Коровы размычались  в
хлеву,   думают:   быка   в   бане   душат,   что ли? Но вот смешочки пошли. Над
персиянином смеётся! А как же, мол, до конца протерпел - не докоснулся до
     неё пальцем, пока сама не  посадила курочку на сук. Справилось  колдовство.
Как кончилось хорошо!
     Развязал глаза - что  ты будешь делать? Фенечка.  Взяла в кольцо, на  носке
стоит. Он давеча  дверь на  засов запер,  а ставень -  нет. Она  в предбанник и
влезь... "Уж как ты меня кричал! Ровно как ребёнка волк схватил и несёт.  Сердце
кровушкой залилось. Как не прийти?"
     Он её  обзывать. Столько,  мол, денег  переплатил, а  всё ты!  всё ты!  Как
будто мы  и так  не можем.  Бегаю дураком!  Хорошо, те  гусыня с  гусём, овца  с
барашком смеяться не могут...  Ой! Его и  осени! "А-а, пень-распупень, непечёна
печень! Наташка это с ним - гусыня с гусём, овечка с барашком! Они! Они..."
     И в избу. Хвать нож  и к тому сараю... Подбегает,  а от сарая - тени,  тени
гуртом. Заглянул: пусто. И в  сене никого не находит.  А за стеной есть кто-то;
озорство, причмоки. Наташкин голос узнаёт.
     Крадком из сарая и вокруг, вокруг; в  руке - ножик. А там, за сараем-то,  -
лосиха и лось. Она то голову ему на  загорбок кладёт, то носом в шею ткнётся.  А
он боком потирается об неё. Громадный лось, рога - во такие!
     Аверьян притих под стенкой. Было б ружьё... Или хотя б нож длинный, а этот,
в руке: свинью не заколешь,  только баранов резать... Да и  то правда - и ружьё
не годно против колдовства. Не в оружии  дело тут. "Ишь, - думает, - чем  берёт!
Был бы ты по природе сильный, как лось, а то... Не стерплю!"
     И не  может  окоротить себя.  Такой  характер. "Я  тебя,  старика старого,
пырнул, а лося - конечно, побоюсь? Не-е, убей, а в этой силе лучше меня не будь!
Может, я её и не отниму, но попытаюсь".
     Выкрался из-за сарая, прыг -  и ножом ему под заднюю  ляжку, в пах. Так по
рукоять и  засадил...  Как  лось  лягнёт!  Гром  с  пламенем;  голова,  кажется,
раскололась как  склянка.  На воздух  подняло  его, и  послышалось:  "Получи за
упорство! Уважаю".
     Опомнился в избе у Фенечки. А над ним-то - Фенечка и Наташка. Ухмыляются  и
друг с дружкой этакие приветливые. Как  понять? "Утро, - говорят, -  просыпайся,
миленький, просыпайся, хорошенький!.."  И сметану  ему, и  баранину с  чесноком.
Двух кур с ним съели,  рыбник с сазаном. Казаки  жили богато. Всё было. Телячьи
мозги, пряженные  с луком,  подают...  Пируют пир:  хихоньки  да хаханьки.  И -
играть-веселиться.
     А силища распирает его. Ходит  изба ходуном. Дых переведут, перемигнутся  -
и опять дразнить его. То пляска, а то глаза завяжут ему, с колокольчиком  бегают
- в жмурки играют.
     Но вот охота ему  выйти, а не пускают:  "Что ты? Нельзя тебе,  миленький...