После этого я решил уйти. Не знаю, взял хозяин его обратно или нет, только
я уже не хотел там больше оставаться. Видите ли, я  все  время  знал,  что
здесь меня ждет вакансия. Для меня это было как защитная броня.
   Эрик вдруг понял, что чересчур заболтался, и,  спохватившись,  поспешно
затушил  папиросу.  Он  откашлялся  и  встал  в   надежде,   что   удастся
благополучно выйти из положения, закончив на этом беседу.
   - Нет, сядьте, - сказал Фокс. - Сядьте и расскажите, что было дальше.
   Эрик снова сел. "Неужели это я, - думал  он,  -  разговариваю  с  Эрлом
Фоксом, ученым, получившим Нобелевскую премию? Сижу с ним наедине  и,  как
идиот, болтаю о том, что со мной было летом, а он меня слушает. Меня!"  Он
подумал о людях, которые пожимали  Фоксу  руку,  -  президент  Соединенных
Штатов,  датский  король,  все  современные  ученые  с  крупными  именами:
вероятно, и Планк, и Резерфорд, и Эйнштейн...
   - Продолжайте, - сказал Фокс. - Что же было дальше?
   -  Да  ничего  особенного.  В  Скенектади  я  некоторое  время  работал
судомойкой, а когда приехал в Нью-Йорк, сейчас же примчался  сюда,  но  вы
были в отпуске. Две  недели,  до  вчерашнего  дня,  я  работал  в  душевом
павильоне при бассейне на Ист-Сайд. Я там все время хохотал, до того  было
смешно.
   - Смешно?
   - Что бы со мной ни случилось, какую бы дурацкую работу я ни  делал,  я
все время твердил себе: ведь на самом деле я физик. - Он осекся. - Я  могу
считать себя физиком, правда? Или это слишком самонадеянно?
   - Нисколько, - не сразу ответил Фокс. Голос  его  звучал  мягко.  -  Вы
действительно физик.
   - Дело вот в чем, - сказал Эрик. Он встал; глаза  его  теперь  казались
совсем черными. - Мне хочется,  чтобы  вы  поняли,  что  значит  для  меня
возможность быть здесь.  Вы  сказали,  что  мне  будут  предоставлены  все
условия. Мне не нужно всех условий. Я прошу только одного - оставить  меня
здесь, вот и все.
   - Да, - сказал Фокс. - Да, я понимаю.
   Он повернулся вместе с креслом и, глядя через окно на  отвесные  скалы,
задумался о том, сколько воли и энергии заключено в этом молодом человеке.
И Горину понадобится каждая капля этого запаса, чтобы  начать  восхождение
на высокий крутой холм, именуемый карьерой ученого.  Сам  Фокс  давно  уже
достиг вершины своей  научно-исследовательской  карьеры  и  с  высоты,  на
которой он стоял, мог обозревать холмы других профессий. Теперь  он  знал,
что в свое время мог бы взобраться на любой из них, но он  выбрал  карьеру
ученого - самый уединенный холм. Если бы он избрал что-нибудь другое, если
бы он достиг высоты более легким  путем,  наверное,  и  вознаграждение  за
труды было бы гораздо большим, хотя бы потому, что меньше, чем сейчас, оно
уже быть не может. Заработок его был  сравнительно  невелик  -  двенадцать
тысяч в год, о славе его знала  во  всем  мире  только  маленькая  горстка
людей, а сам он превратился в черствого, ко всему равнодушного  старика  с
опустошенной душой. Но вначале и у него не  было  никаких  колебаний.  Для
него не существовало никакой карьеры,  кроме  научной,  и  никакой  науки,
кроме физики. Но почему? - недоумевал он  сейчас.  Что  же  заставило  его
выбрать именно этот путь?
   Быстро и резко, словно рассердившись, он снова повернулся в кресле.
   - Скажите... почему вы хотите стать ученым? - спросил он.