менем фильм начинается снова, марионетки еще раз выступают против Амери-
канской Армии,  они неуязвимы, Честный Джон смехотворен, Ищейка неиспра-
вен,  Ханжа подрывается на пусковой площадке,  цветы пахнут все слаще  и
сильнее.  Неужели  они  действительно растут под нашими ногами,  и время
взаправду проходит?
   - Отец Блау мстил во время исповедей,  он  настаивал  на  том,  чтобы
знать все. И ему было что знать. Ибо что я больше не верил так, как дол-
жен был верить.  Или верил слишком сильно, без разбору. Тому, кто всегда
был чрезмерно восприимчив к лозунгам,  им никогда не следовало говорить:
Ты можешь изменить мир. Я намекнул своему исповеднику, что некоторые мо-
менты  ритуала омерзительно похожи на сцену воскрешения в "Невесте Фран-
кенштейна". Он был шокирован.
   Бэйн-Хипкисс бледнеет, он сам шокирован.
   - Но поскольку он и так по праву был во мне заинтересован,  то  стре-
мился  наставить меня на путь истинный.  Я не провоцировал этот интерес,
он смущал меня,  я думал совсем о другом.  И виновен ли я в том,  что во
всем этом недокормленном приходе только я выделял достаточное количество
гормонов и тщательно пережевывал суп и жареную  картошку,  которые  были
нашим ежедневным рационом, вынуждая свою голову и руки максимально приб-
лизиться к баскетбольной корзине?
   - Вы могли бы симулировать  растяжение  лодыжки,  -  резонно  отметил
Бэйн-Хипкисс.
   -К сожалению,  это было только начало.  Однажды, посреди доброго Акта
Покаяния,  а Отец Блау совершает обряд с благочестивой злобой, я выпрыг-
нул из исповедальни и помчался между скамеек,  чтобы никогда больше туда
не возвращаться.  Я миновал крестящихся людей,  миновал маленькую негри-
тянку,  чью-то горничную,  нашу единственную черную прихожанку,  которая
всегда сидела в последнем ряду с носовым платком на голове. Покинув Отца
Блау,  бесповоротно, с прискорбным осадком от наших еженедельных встреч:
грязных мыслишек, злости, брани, непослушания.
   Бэйн-Хипкисс передвигается еще на два сиденья (почему именно  два  за
один раз?), голос почти срывается:
   - Грязных мыслишек?
   - Мои грязные мыслишки были особого,  богатого деталями и зрительными
образами рода. По большей части, они тогда касались Недды-Энн Буш, кото-
рая  жила в двух домах от нас и была удивительно хорошо развита.  Под ее
окнами я скрючивался много вечеров,  ожидая откровений красоты, свет го-
рел  как  раз  между шкафом и окном.  Я был особо вознагражден несколько
раз,  а именно: 3 мая 1942 года, увиденным мельком знаменитым бюстом; 18
октября 1943, на редкость холодным вечером, перемещением трусиков с пер-
соны в бельевую корзину на пару с  последующим  трехминутным  обозрением
нагой натуры. Пока она не догадалась выключить свет.
   - Невероятно! - шумно выдыхает Бэйн-Хипкисс. Ясно, что исповедь неким
неясным образом возвращает его к жизни.  - Но этот священник, наверняка,
подыскал какое-нибудь духовное утешение, совет...
   - Однажды он предложил мне кусочек шоколадного батончика.
   - В знак расположения?
   - Он хотел,  чтобы я рос. Это входило в его интересы. Ему мечталось о
первенстве города.
   - Но это был акт доброты.