Леха не услышал крика. А если бы даже услышал,  точно  выразить  свое
отношение к нему, убей бы, не смог. Крики лебедей в поднебесье  будоражили
его душу в детстве. Эти сказки о лебединой любви, когда погибает  самка  и
после этого добровольно падает с высоты лебедь,  разбивая  грудь,  шли  за
Лехой  порядочное  время.  Теперь,  пожалуй,   услышав   прощальный   крик
лебединый, он остался бы холоден к нему.
     Но именно лебединый крик стоял в стылом небе. И Леха его не  услышал.
Лебедя и лебедку он увидел. Лебедка была кем-то ранена. И она спускалась к
земле все ниже и ниже. А лебедь стремительно то взлетал  вверх,  то  падал
вниз. Однако он и не думал убивать себя.
     Даже когда Леха в два прыжка настиг ее, жадно стал скручивать ей  шею
и она прокричала в  последний  раз,  лебедь  не  стал  разбивать  себя  от
невосполненной, утраченной любви. Он с диким  испуганным  криком  взмыл  в
темнеющее небо и, наверное, бросился догонять свою стаю.
     Леха же выругался:
     - Струсил!
     Он хотел для жратвы иметь двух лебедей.
     Вскоре Леха нашел землянку. Возрадовался, что она неприметна.  И  что
идет снег. Все его следы заметет! Он обошел землянку вокруг, наткнулся  на
моток проволоки. И испугался. Значит, тут люди  были?  Значит,  они  опять
сюда придут? Покой, с которым он шел в последнее время, заменился  в  душе
суетой и страхом. Он долго шарил вокруг  землянки.  Но  больше  ничего  не
нашел.
     "Геологи были, - стал размышлять. - Ушли дальше, поди. Нефти тут нет.
И - хорошо. - Леха знал здешние законы. - Лесорубы не имеют  права  валить
лес в прибрежье. Следовательно, сюда, к землянке, не  сунутся.  А  геологи
могут лишь вернуться. Хотя... Чего они тут забыли? Этот моток проволоки?"
     "Посмотрим,  -  забормотал  он,  входя  в  землянку.   -   Поживем  -
поглядим..."
     На столе, сбитым из сосновых досок, Леха нашел керосиновую лампу. Она
была кем-то аккуратно заправлена. Спички у  него  были.  Лампа  вспыхнула,
осветила неуютное жилье. Сразу около стола Леха  увидел  печку.  Тут  тоже
кто-то аккуратно уложил поленницы. Даже травка лежала - бери и разжигай.
     "Ладно! - промычал довольно.  -  Растопим  и  печку...  Попотрошим  и
птиченьку. А потом уж побегим далее".


     Дед Лехин когда-то уходил на фронт вместе с М. - Машиным отцом.  Отец
ее вернулся с одной рукой, а деда не стало, погиб смертью храбрых.  Так  и
остался Леха для Машиного отца  желанным  человеком.  Отец  у  пацана  был
гиблым, пил. А  дед...  Машин  отец  похоронил  земляка  на  чужой  земле,
похоронил после боя. И чужие дожди льют  на  могилу  сибиряка.  Много  их,
могил, на земле. А это дорогая для дяди Родиона.  Отцом  ли,  дедом  хотел
стать для несчастного Лехи.
     От самого первого привода в милицию до  этой  судимости  дядя  Родион
поддерживал морально Леху. В эту студеную ночь, оказавшись  с  ним,  дядей
Родионом, с глазу на глаз, Леха почувствовал, что крепко устал, соскучился
по жизни в теплой избе, с валенками, с разбросанными игрушками по полу,  с
недопитым в банке грибом, прикрытым чистенькой марлей.  Он  прислонился  к