Владимир ЮГОВ

                            ОДИНОЧЕСТВО ВОЛКА





                                    1

     Вертолет шел над  западным  выступом  полуострова.  Изгибаясь,  внизу
бежала  маленькая  речушка  Карасавай.   Пассажиры   насупленно   молчали.
Старик-снабженец, возвращавшийся с Большой  земли  из  отпуска,  вчера,  в
пьяном откровении, рассказывал, за что попал сюда. Пятнадцать  лет  назад,
тогда мужчина в соку, убил он  полюбовника  своей  жены,  некоего  Митьку.
Случилось это во время сенокоса. Убивал он Митьку косой. "Голову  Митькину
она подхватила и долго никому не отдавала, пока  не  приехала  милиция"...
Старик бубнил об этом себе под нос и заедал водку помидором,  купленным  в
Москве на базаре. Теперь он, после отсидки, живет здесь. С ним старушонка.
Готовит и стирает ему портки. А та, первая жена, проживает все  в  той  же
деревне, вдовует. Главное, дети тоже с ней не живут, считают  -  отец  был
прав, не блуди...
     Журналист Квасников ехал на север в командировку, он,  вспомнив  Анну
Каренину, развернул целый трактат по проблеме семьи и положении женщины  в
семье и обществе. Выпив порядочно, мужики с его жидкой,  лежащей  на  яви,
теорией не считались, и он горячился: снабженец хотя бы должен понять, что
даже Каренин не только простил жене  свои  обиды,  но  оказался  способным
проявить великодушие к ее, если говорить попросту, Митьке.
     Оба они - и убийца,  и  теоретик  -  теперь  сидели  рядом.  Вертолет
болтало, и Квасникова  кидало  порой  к  груди  убийцы,  и  он  дышал  его
перегаром.
     После того, как вышли из вертолета, упал в снег здешний человек  Иван
Хатанзеев - истосковавшийся по родной земле. Упал вроде  нарочно,  а  руки
машинально сгребали снег: и два года, оказывается, длинная служба.
     Первый пилот Кожевников, рыжий парень в  лихо  сдвинутой  на  затылок
белой заячьей шапке, земляк Хатанзеева, проходил мимо.
     - Маманя дома, гляди, сто  раз  выбегала?  -  Приятно  осклабился.  -
Ладонь приставит козырьком и глядит, а?
     - Старушка-мать ждет сына с битвы, -  присел  на  корточки  и  щелкал
фотоаппаратом Квасников.
     В шагах ста - аэровокзал. В густо засиненном воздухе, не  похожем  на
воздух пасмурного утра и осеннего вечера, виднелся обыкновенный деревянный
дом. На крыше  -  желтая  большая  труба.  К  деревьям,  голым  и  черным,
протянулись провода. Где-то в овражке  чихает  движок.  Свет  попадает  на
присмиревшие деревья за домом. Они красные  на  макушках.  На  разлапистой
сосне хлопьями пристроился снег.


     - Ну, мужики! - Старик Вениамин Харитонович поглядывал на Хатанзеева.