- Да,  он это сделал, - спокойно произнес де Марешаль. - Естественно, я
благодарен  ему  за  это.  Он  же  в  свою   очередь   благодарен   мне   за
квалифицированные  советы относительно лучших сортов вин. Строго между нами,
когда мы впервые встретились, на него было просто грустно смотреть. Это  был
человек,  не  имеющий  каких-либо  слабостей  или  пристрастий,  неспособный
наслаждаться литературой, музыкой, искусством вообще.  Ему  необходимо  было
заполнить  чем-то  пустоту  в  жизни.  И  я  сделал  это  в  тот день, когда
посоветовал ему развивать прирожденное  умение  определять  на  вкус  лучшие
сорта   вин.  С  тех  пор  поиски  самых  благородных  вин  стали  для  него
путешествием в страну чудес. Сейчас, как я уже говорил, он  стал  фанатичным
ценителем.  Он сразу поймет, что ваша бутылка "Нюи Сент-Оэна" по сравнению с
другими винами - то же, что "Мона Лиза" по сравнению с  картинами  заурядных
живописцев.  Вы понимаете, что это значит для вас как для делового человека?
С ним трудно торговаться, но в конце концов он заплатит за эту  бутылку  две
тысячи франков. Можете поверить мне на слово.
     Я покачал головой.
     - Я  могу  только повторить, мсье де Марешаль, - это вино не продается.
Ни за какую цену.
     - А я настаиваю на том, чтобы вы его оценили. Это было уже слишком.
     - Хорошо, - сказал я. - Тогда цена бутылки сто тысяч франков. И никаких
гарантий, что вино еще не погибло. Ровно сто тысяч франков.
     - Ах так, - злобно процедил де Марешаль. - Значит, вы действительно  не
хотите ее продать. Но быть собакой на сене...
     Внезапно  де Марешаль застыл. Лицо его исказилось, руки судорожно сжали
грудь. Еще секунду назад он был багровым от гнева, теперь же кровь отлила от
щек и они приобрели мертвенный оттенок. Плечи обвисли.
     - Сердце, - с трудом выдохнул он. - Это ничего. У меня есть таблетки...
     Таблетка, которую он положил под язык, - нитроглицерин, в  этом  я  был
уверен. Я однажды видел, как у моего покойного компаньона Бруле был такой же
приступ.
     - Я  вызову  врача,  -  сказал  я. Но когда я направился к телефону, де
Марешаль протестующим жестом остановил меня.
     - Нет, нет, не беспокойтесь. Я к этому привык. Это у меня давно.
     И действительно, он уже выглядел лучше.
     - Если это у вас давно, вы должны быть осторожнее, - сказал  я  ему.  -
Сердечник не может позволять себе настолько поддаваться эмоциям.
     - Это  так  заметно? А что бы почувствовали вы, друг мой, если бы прямо
перед  глазами  неожиданно  появилось  вино,  ставшее  легендой,   а   потом
оказалось, что оно так же недоступно, как если бы не существовало вообще? Но
простите  меня.  Вы  имеете  полное  право  не продавать свой товар, если не
хотите.
     - Имею.
     - Но окажите мне одну небольшую любезность. По  крайней  мере  покажите
мне  эту бутылку. Я, разумеется, не сомневаюсь в том, что она существует. Но
удовольствие посмотреть на нее, подержать в руках...
     Такую небольшую любезность я мог ему оказать. Подвалы компании "Бруле и
Драммонд" находились неподалеку, в нескольких минутах езды от офиса. Потом я
провел  его  по  каменному  лабиринту  подвала,   где   ощущалась   прохлада
протекающей  рядом Сены, и подвел к полкам "Нюи Сент-Оэна", где в стороне от
бутылок более позднего  урожая  в  гордом  одиночестве  стояла  единственная