Я не понял, но вдруг всплыла цепочка цифр -  фиолетовых,  жестких,  -  и,
непроизвольно называя их: XXII - 635718, я вспомнил все.
   И странно: пепельное от звезд чело ночи на Уране, где я сумел выжить  все
долгие десять лет своего тюремного срока, забавная математическая задача, по
поводу которой я так долго спорил с тем могучим  шведом,  съеденным  коптами
три года назад, сухой и сладкий запах, как бы сидящий без мысли и дела там и
сям в ямах мрака, метафизический вкус удачно переброженного  вина  в  старом
деревянном чане, случайно обнаруженном под лестницей каптенармуса,  известие
о собственном  освобождении,  долгие  уговоры  вмиг  налетевших  вербовщиков
вступить в гвардейские роты тех или иных планетных систем, где так  ценились
прошедшие Уран бойцы, - все это плыло в моем сознании, пока в  сопровождении
оператора шел на обязательный медосмотр. И хотя в отдельности  эти  мысли  и
впечатления ничуть не были какими-либо новыми или особенными для меня, они в
совокупности  образовали,  быть  может,  наиболее  благоприятную  среду  для
вспышки, для резкого, как щелчок, упорядочивания того хаоса, что так недавно
властвовал у меня в голове. Я медленно выходил из послеанабиозного ступора.
   Сидя в кресле под колпаком сканера, вынюхивающего возможные отклонения  в
привычно-совершенном теле, я пользовался передышкой во благо; восстанавливая
события последних  месяцев,  в  который  раз  оценивал  правильность  своего
решения приехать в метрополию, в столицу всей империи, в Мечтоград.
   Все еще оставаясь узником до посадки в пассажирский  ракетный  модуль,  я
мог передумать и улететь на любую из  планет  системы,  жаждущих  как  приза
получения урановского бойца. Мне говорили: шум, гам, толкотня,  обезличенная
суета, оскопленный игрушечный риск, мятная приторность всей лишенной остроты
столичной жизни сведет меня с ума. Я соглашался, но твердо  держался  своего
решения: никто не знал, что это не сумасшедший каприз уставшего супермена.
   - Сколько вам лет? - внезапно задал вопрос проследовавший и сюда офицер.
   - Не помню, - признался я. Это была чистая правда, потому что  год  назад
катастрофа с вулканом Седым начисто стерла не только половину нашей зоны, но
и  мою  память.  Последовавшая  амнезия  устояла  даже   перед   оперативным
сканированием: я помнил лишь то, что мне помогли усвоить потом.
   - Если я правильно понял, - продолжал  черный  офицер,  -  вам  было  под
тридцать, когда вас осудили. Вы десять лет провели на Уране (он поежился), а
компьютер утверждает, что ваш биологический  возраст  около  25  лет.  Вы  -
долгоживущий?
   - Не знаю.
   Я этим действительно  не  интересовался,  хотя  все,  что  касалось  моей
моложавости, было предметом нескончаемых дискуссий среди товарищей-каторжан.
Как всякое явление, не приносящее немедленных материальных плодов, сей  факт
перекочевал на хранение куда-то на задворки моего сознания.
   - Мне об этом никто никогда не говорил. Я даже не  знаю,  делали  ли  мне
прививку Фролова-Коршунова.
   - Почему вы решили приехать в столицу? - спросил офицер.
   - Как искупивший свою вину перед гражданами нашей империи, я  имею  право
быть там, где сам захочу.
   - Вы были осуждены за убийство на Радуге, сектор пять, четвертый  уровень
Лебедя. Почему вы не хотите вернуться домой, где, возможно...
   - У меня нет дома, - довольно резко перебил  его  я.  -  Мне  что,  хотят
запретить высадиться в Меч-то граде?
   - Нет. Это остается на ваше усмотрение, но я бы советовал...