Юрий Петухов.
 
                             ВТОРЖЕНИЕ ИЗ АДА.

                                 СТРАННИК

                                  Пролог 
 
                                 ОТЧАЯНЬЕ

   С самой гиблой каторги можно бежать. Из тюремного каменного мешка можно
выползти наружу - на свет Божий. Нет на Земле и в Космосе такого места,
откуда бы нельзя было уйти - ни планеты такой, ни звезды нет: стремящегося
на волю не удержит притяжение Голубого гиганта, и во мраке черных бездн
окраинных квазипульсаров есть лазейки, и из Чужих Вселенных пролегают
тропинки. Так уж устроено Мироздание, что всегда и отовсюду находится выход
- и пространственный... и внепространственный.
 
   Из-под топора, с отрубленной от тела головой, бежит в мир иной или во
мрак небытия приговоренный, и его уже не казнить второй раз, он ушел от
палачей своих, ему открылся выход. Да, и ему! Бежит из собственной,
выстроенной самим собою тюрьмы самоубийца - и он, слабый духом, находит
выход, и он отворяет калитку во мрак и пропасть. Бегут от Большого,
всеуничтожающего Взрыва сверхцивилизации, бегут от вечной смерти, бегут из
материи в нематерию, в ипостась, коей и названий еще не придумано. И
теряют себя. И обретают себя! Ибо перевоплощение - тоже выход. Все живое и
мечущееся во Вселенной жаждет исхода. И дается ему Исход!
 
   Животное, объятое ужасом, гонимое лесным пожаром, кидается в пламя
смертное. И уходит из огненного ада. Человек, отрешившийся от земного,
встает в полный рост и идет грудью на пули - перед ним уже зияет провал в
высшие миры.
 
   Отчаянье! К одним ты приходишь слишком рано, к другим вовремя... но
опозданий не бывает.
 
   Нет выхода сильному духом из самого себя. Ибо только он сам для себя и
тюрьма, и каторга. Открыто перед ним множество дверок и щелок, змеятся
тропки, вьются лазейки. Но нет Выхода. Не всякая щель для него Выход.
 
   Исступленно мечется он во мраке своего заточения, ощупывает изодранными
в кровь ладонями угрюмые, холодные стены, бьется грудью о камни, стенает и
ропщет... но не желает встать на колени, пасть на брюхо и червем выползти
в щель. Ибо сильный духом есть. Ибо Человек!
 
   Если раньше в растрепанной и неухоженной шевелюре Гута Хлодрика
пестрели и рыжие, и, как подобало подлинному викингу, светлорусые волоски
посреди чего-то неопределенно-пепельного, то теперь он был сед - старчески
сед. Иван смотрел на Гута и не мог поверить глазам - вот так и седеют: за
день, за ночь.