обе стороны.
     - Право же, я вряд ли могу вам пригодиться,- настаивал я.
     Скотт  опустил мне  на  плечо свою  твердую, властную руку, и когда его
ладонь пришлепнула  ватную  подбивку на моем плече, в  воздухе снова повеяло
нафталином.
     - Ты непременно должен почаще произносить такие слова, как  "право же",
или "ужасно", или "чудовищно". Только англичане употребляют  их правильно, а
ведь это же отличные слова.
     Я передернул плечом.
     - И  не  смей  пожимать  плечами,- неожиданно строго,  тоном  школьного
учителя  сказал  Скотт.- Пожимать  плечами -  это значит  признаться в своем
провале, а ты еще ни  разу не успел провалиться. По правде говоря...-  Скотт
остановился посреди мостовой.- По правде говоря, я только  сейчас сообразил,
почему  нам нужен  именно  ты,  Кит.  Ты сейчас точно такое существо, какими
когда-то были мы. И ты будешь  служить  нам постоянным  напоминанием  о том,
какими мы  были на заре  жизни, когда наши ранимые  души то и  дело истекали
кровью.  Я взываю  к твоей юности и к твоей чистоте, Кит.  То есть, конечно,
если ты не возражаешь.
     При чем тут  моя юность и  моя чистота? И что я мог  возразить на  этот
дурацкий довод?
     Впрочем,  Скотт  уже не  обращал  на меня внимания. Он взял с переднего
сиденья  маленькую шляпку вроде колпачка,  должно  быть  забытую племянницей
Джеральда Мерфи.
     - Нет.  Дело  серьезное, Кит. Это будет большое испытание для Эрнеста и
для  меня.-  Скотт  крутил  на  пальце  шляпку.-  Если  дружба  Хемингуэя  и
Фицджеральда сможет выдержать обиды, которые,  по всей вероятности, мы будем
наносить друг другу во время поездки, так она, черт ее возьми, будет длиться
вечно.  Лично  я  глубоко  в  это верю.  Глубоко! Но тут есть одна закавыка.
Понимаешь, это  все-таки  просто  авантюра,  и,  быть может, мы, как  Сизиф,
вкатим на гору камень, только  и всего. Быть может, Эрнест плюнет на все это
еще до того, как мы начнем, или на полпути к Фужеру.
     - И что тогда будет? - спросил я.
     Скотт  небрежно  прислонился  к  "фиату",  словно  убедившись,  что  он
заинтересовал, даже заворожил меня, к чему он, собственно, и стремился.
     - А мы просто сгинем к чертям собачьим,- сказал он.-  Мы превратимся  в
полулюдей-полузверей  и,  стало  быть,  окончательно утопим  наши  угасающие
таланты в  отвратительном месиве из боя быков  и алкоголя.  Так  что видишь,
Кит, все, что произойдет в этой поездке, повлияет на нашу остальную жизнь.
     Я, в душе язычник, воспитывался на Гомере и Катулле (Вергилия я терпеть
не  мог) и хотя был зеленым  юнцом и ничего  кроме  своей  глухомани еще  не
видел, я искренне верил во  все героические дерзания, которые заставляют нас
жить или умирать, и потому я понимал, о чем говорит Скотт.
     Но  впервые  в  жизни  я  столкнулся  с  людьми,   которые  добровольно
подвергали себя такому испытанию.
     - Ну так как? - спросил он.- Ты едешь или нет?
     Скотт решительно мне нравился. Я уже восхищался им  и, несмотря на свою
осторожность, доверял ему. И  хотя я понимал,  что связываюсь с  двумя очень
своенравными и деспотичными людьми, я  знал, что  должен принять приглашение
Скотта.
     - Еду,- сказал я.