госпожа де Симиан, может быть, пребываете в неведении?
БАРОНЕССА. Я ничего-ничего не знаю.
ГРАФИНЯ. Так я вам и поверила.
БАРОНЕССА. Я помню Альфонса еще маленьким мальчиком. Каким
очаровательным златокудрым ребенком он был! А гадостей я не желаю ни видеть,
ни слышать - закрываю глаза и затыкаю уши.
ГРАФИНЯ. Ну, как угодно. Зато уж я постаралась за эти три месяца
разузнать все как можно подробнее и точнее. Ушки затыкать будете?
Де Симиан вздрагивает.
Ну, что же вы? (Щелкает хлыстом.) Уши-то прикройте. (Кончиком хлыста
щекочет баронессе ухо. Та поспешно прикрывает уши ладонями.) Вот так,
отлично... Итак, три месяца назад, а точнее 27 июня, наш дорогой Донасьен
Альфонс Франсуа маркиз де Сад в сопровождении своего слуги Латура отправился
в Марсель и утром одного чудесного дня на квартире у некой Мариетты Борелли,
на четвертом этаже, собрал четырех девиц. Там были сама Мариетта, двадцати
трех лет, Марианна, восемнадцати лет, Марианетта и Роза - обе двадцати
лет... Натурально, все - шлюхи.
Де Симиан, по-прежнему прижимающая ладони к ушам, вздрагивает.
Ой, вы, оказывается, все слышите! Должно быть, глазами?.. Маркиз де Сад
в этот день был в пепельно-сером камзоле на голубой подкладке, в шелковом
жилете апельсинового цвета и того же оттенка панталонах. На его, как вы
изволили выразиться, златокудрой голове красовалась шляпа с перьями, на боку
висела шпага, а в руке маркиз держал тросточку с круглым золотым
набалдашником. Он вошел в комнату, где его уже ожидали вышепоименованные
девицы, зачерпнул из кармана горсть луидоров и объявил, что право первенства
будет принадлежать той из дам, кто угадает, сколько в его руке монет.
Угадала Марианна. Маркиз велел ей и Латуру остаться, а прочих девиц выставил
до поры до времени за дверь. Затем уложил Марианну и слугу на постель. В
одну руку взял кнут и принялся хлестать девицу (снова щелкает хлыстом), а
тем временем другой рукой стал... вот этак вот... возбуждать лакея.
Представляете - одной рукой нахлестывает (помахивает хлыстом), другой -
лакею...
БАРОНЕССА. Боже милостивый! (Крестится и бормочет молитву.)
ГРАФИНЯ. Самое время перекреститься. Заодно и слышно будет получше.
Де Симиан в смятении снова затыкает уши.
С другой стороны, не креститься - душу грехом отягощать.
Баронесса испуганно крестится.
Пожалуй, лучше уж слушать - я полагаю, Господь не обидится.
Баронесса, смирившись, слушает.
Продолжим. Во время всей этой сцены Альфонс величает слугу "господином