очертил пальцем большую окружность с  севера  на юг, -- и гаснет, как только
попадает в теплые воды. Это явление не влечет  каких-либо особых последствий
и  отмечается весьма  редко, потому и  изучено очень мало, я бы даже сказал,
вообще осталось без внимания. Вот почему, -- заключил он, --  я так медлил с
ответом.
     Брэггс  умолк, а  мы, подойдя  к карте,  стояли недвижно,  слушая,  как
громко тикает маятник величественных напольных часов, стоявших в углу. Потом
Спленнервиль осторожно спросил:
     -- Отлив Хальмера, профессор, отмечался 7 ноября 1701 года, не так ли?
     Брэггс молча кивнул, и Спленнервиль продолжал:
     -- Выходит, из-за того, что Солнце, Земля  и Луна находились в каком-то
особом положении относительно  друг друга,  отлив этот  и был таким сильным,
что   обнаружился   вход...  --  Спленнервиль  умолк.  Он  стоял,  огромный,
недвижный,  посреди кабинета,  опустив  руки  в  карманы. Наморщив  лоб,  он
подошел к столу, разжег  свою трубку и принялся энергично пыхтеть ею. Брэггс
достал  из кармана платок  и  протер лоб. Он  вдруг показался  мне слабым  и
усталым.
     -- Профессор, -- сказал я, -- отлив Хальмера отмечается....
     -- Каждые двадцать девять лет,  Мартин, четыре месяца и двадцать четыре
дня. Он  зафиксирован  в 1758 и 1788  годах, за несколько  лет до того,  как
Мак-Гиннес нашел блок Ричарда Фокса, а потом в 1817 году и в 1845-м. В нашем
веке вход  в  галерею  или  туннель, как хотите, был открыт  в 1905 и в 1937
годах и вновь откроется... -- Он помолчал, и мы  со Спленнервилем замерли  в
ожидании его слов. Профессор посмотрел на нас, помолчал еще какое-то время и
наконец  произнес:  -- Через семнадцать дней. Немногим  более чем  через две
недели вход откроется, чтобы закрыться до 1995 года.
     -- Черт побери! --  вскричал Спленнервиль, опуская  трубку и вытряхивая
на стол пепел и горящий табак. -- Семнадцать дней! Но это же чертовски мало,
профессор! Какого дьявола вы не приехали сюда раньше?
     --  Я приехал,  --  сухо  ответил  Брэггс, -- как только  закончил свои
расчеты. Позавчера я еще ни в чем не был уверен. Судьба, -- добавил он вдруг
тихо  и  устало,  -- неожиданно  поставила  меня перед  странным  выбором  и
предлагает сделать  его немедленно --  да или  нет. Но я, --  продолжал  он,
глядя куда-то вдаль и мягко улыбаясь, -- не считаю все это  шуткой. Нет, это
вполне честный и прямой вопрос -- да или нет?

     Наступила тишина. И  я почувствовал, как во мне разгорается невероятное
любопытство  и  неодолимое желание  узнать  тайну  колодца.  Я  понял  вдруг
истинный смысл мною  же самим написанных слов: загадка  острова Оук  --  это
вызов,  брошенный  людям. Да,  да!  Человек, который придумал этот колодец и
построил  его, призвал на его защиту не  только землю, дерево,  цемент, газ,
удушивший  Роберта  Ресталла,  радиоактивный  камень,  обжегший  испуганного
Ричарда Фокса, но  и сами  таинственные и неодолимые силы  природы:  Солнце,
Луну,  этот почти неизведанный и невероятный  отлив,  возникавший на  севере
Атлантического океана и неудержимо увлекавший его воды на юг. Это был вызов,
шедший из  веков. А ведь  еще совеем недавно я пытался убедить Спленнервиля,
что больше нет никакого смысла заниматься этим Оуком.  Теперь же я ни за что
на свете  не  отказался  бы  от  попытки  опуститься на дно колодца и потому
ответил профессору так, как того требовали мой разум и совесть:
     -- Да! Конечно же, да!